Георг встряхнул оцепеневшего Рика. Рик хотел забиться куда-нибудь подальше ото всех, обдумать смерть отца и оплакать его — Георг не позволял. Он смотрел на Рика, и этот взгляд наполнял его злой решимостью. Горевать они будут позже. Пришло время действовать. Он не подведёт своих предков — ни Кройдомов, ни Сиверсов!

* * *

— Где мой сын?

— Ваше Величество, он пока не вернулся.

— Так на поиски пошлите! Крис здесь должен быть, а не шляться неизвестно где! Он — мой наследник и обязан себя соответственно вести!

Айварих часто начинал утро с этого вопроса, но вестей от Крисфена не было. Айварих попытался даже узнать у Истинной Летописи, где сын, и вернулся злой с обожжённой рукой. Король потребовал выбрать нового летописца — желающих не нашлось. Пара напуганных священников, юный ученик Карла и собственный личный слуга, которых Энгус любезно предоставил в распоряжение короля, не выдержали испытания: их клятв Истинная Летопись не приняла, и все они облегчённо вздохнули. Айварих вышел из себя и едва не отправил всех четырёх на эшафот. Один из священников со страха попытался ещё раз и упал замертво с обугленной кожей, остальные разбежались. Король заметил Дима, с любопытством изучавшего Летопись, и приказал ему дать клятву — Дима она тоже отвергла. Айварих схватился за голову, сжал виски и застонал.

Он часто теперь так делал — Карл говорил, что он почти не спит. Энгус и сам это видел: красные глаза, усталость, заторможенность. Через несколько дней Айварих почти забыл про летописца, даже Криса вспоминал реже. Он вообще устранился от дел — Энгус чаще видел его перед портретом Килмаха, чем на заседаниях Совета или в зале приёмов, хотя проблем было множество. Лето почти закончилось. Гиемон готовился к войне, к морской блокаде Сканналии присоединился Урмас Лодивийский. Нейский перешеек перестал приносить прибыль: все товарные потоки шли теперь через Барундию. Кое-что доходило через Северную гавань — это кормило Нортхед, остальные города и деревни Сканналии копили недовольство, особенно купеческий Нугард, имевший обширные связи со всеми. Иноземные компании и купцы сворачивали дела, отделение Лодивийского банка в Нортхеде закрылось, ростовщики подняли проценты по кредитам на небывалую высоту, самые умные из них уехали. Вслух никто не говорил, однако вторжения Дайруса ожидали уже весной. Одни со страхом, другие с надеждой.

По всей стране отряды королевских стражников безрезультатно гонялись за оставшимися Ривенхедами, Георгом Ворнхолмом и Риком Сиверсом. Айварих яростно требовал арестов — стража начала хватать всех без разбора. Иногда их выпускали, иногда они оставались в подвалах тюрьмы навсегда. Никто не знал, чья очередь следующая — боялись все. Энгус заметил, что страх быстро уступал место ненависти. Многие бежали, леса и дороги заполняли десятки и сотни бродяг, грабивших всех подряд. Выехать из Нортхеда без большой охраны стало невозможно, вместо ловли врагов короля приходилось посылать стражу биться с этими плохо вооружёнными, озлобленными людьми. Даже внутри городских стен Энгус ездил в сопровождении большой охраны. Продовольствия в город поступало меньше — разбойничали на дорогах с размахом, да и не всякий решится ехать, зная, что тебя могут прирезать ради пары окороков. Если не усмирить народ, зимой город будет голодать. Королю Энгус об этих перспективах не докладывал.