Она подняла голову и посмотрела Джозефу в глаза.

Драйго выглядел отстраненным, он мысленно проводил расчеты.

– Норма Сенва говорит, что конфликт захватит всех, пора установить границы и определяться – нам нужны сильные союзники. – Он помолчал, набираясь решимости. – Больше чем когда-либо нам нужен мой учитель Гилберт Альбанс. Я знаю, он разрывается между нами и ими. Позвольте снова поговорить с ним, как с ментатом, – он должен встать на сторону разума. Если все ментаты будут сражаться на нашей стороне, мы не проиграем.

Джозеф кивнул. Будь у него сотни таких, как Драйго Роджет, невозможно было бы даже приблизительно определить открывающиеся перспективы.

– Хорошо, возвращайтесь на Лампадас и заключите этот союз. Надеюсь, на сей раз вы справитесь успешнее, потому что сейчас наше положение еще более отчаянное. Отправляйтесь немедленно… пока не поздно.

Норма в густых клубах тумана подплыла ближе к выпуклой прозрачной панели. Ее обезображенное лицо на этот раз казалось встревоженным. Прежде чем Джозеф смог ей хоть что-то объяснить, она сказала:

– Наш запас пряности под угрозой. Нельзя позволить политике и смуте разорвать наш великий ковер.

– Что ты предвидишь на этот раз?

– Общую картину – крупный план, а не мелкие подробности. Волны моего предвидения очень сильны. Нам грозит серьезная опасность.

Она моргнула. Джозеф Венпорт смотрел ей в лицо, пытаясь угадать, что у нее на душе.

– Наша проблема – Сальвадор, – проговорил Джозеф. – Он слаб и нерешителен, плохой вождь. Все мы знаем, что Родерик был бы гораздо лучшим императором; он разумный человек и не испугается варваров.

– В батлерианских волнениях погибла его дочь, – добавила Сиоба. – Он не любит Манфорда Торондо.

Норма повторила:

– Ничто не должно помешать поставкам пряности.

– Я этого не допущу. Император Сальвадор объявил, что сам полетит на Арракис, чтобы официально принять контроль над операциями с пряностью. Я притворюсь, что приветствую его, и приглашу лично понаблюдать за сбором пряности. Я сам буду сопровождать его в пустыне.

Сиоба встревожилась.

– Сомневаюсь, что ты сумеешь уговорить императора передумать, муж мой.

– Тем не менее я попытаюсь помочь ему встать на сторону здравомыслия. А если не получится… решу вопрос иначе.

Истина аморфна и не поддается количественному определению. Не существует Чистой Истины, потому что любая попытка понять этот идеал включает мысленное путешествие сквозь оттенки значений и чистоты. В чем истина – в произнесенных словах? В демонстративных действиях? В высших логических упражнениях? Или таится в сердце человека?