Имперская армада, которая блокировала Волчью Лапу, не представлялась ему серьезной проблемой. Он приказал своей армии построить новые корабли, так что зеленые холмы острова скоро должны были лишиться деревьев.

Пожилая женщина пришла поговорить с новым маршалом Цзинду. Ее волосы полностью побелели, и она ковыляла, опираясь на палку, однако лицо сияло здоровьем и было суровым под шалью из акульей кожи, шею украшало ожерелье из акульих зубов.

– Я могу говорить с Тацзу, – сказала старуха дрожащим пронзительным голосом, от которого все вокруг поморщились.

Жрецы Тацзу возмущенно зароптали.

– Мы посланцы Тацзу, мы и никто другой.

– Она жалкая обманщица, ведьма, способная обвести вокруг пальца легковерных крестьян!

– Сбросьте ее со скалы, пусть говорит с Тацзу в полете!

Однако Мата заставил их смолкнуть, небрежно взмахнув рукой. Он испытывал извращенное удовольствие, наблюдая, как взрослые мужчины стали ныть точно малые дети, почувствовав, что их власть поставлена под сомнение. Для Мата жрецы ничем не отличались от слабых и жадных аристократов и королей, которых он теперь считал ничтожными. А старая женщина, напротив, обладала мужеством. Она без малейшего страха стояла перед самым могущественным человеком среди повстанцев и смотрела ему в глаза. Мата это понравилось.

– И какое послание от Тацзу ты мне принесла?

– Тацзу поможет тебе покинуть Волчью Лапу, но сначала ты должен принести ему жертву.

Старуха отказалась сообщить подробности, пока Мата не заставил всех покинуть Зал для аудиенций, а затем зашептала ему на ухо.

Глаза Мата широко раскрылись, и он отшатнулся от старухи.

– Кто ты такая?

– Глупый вопрос, – заявила старуха, однако теперь она говорила совсем не как старуха: ее голос стал глубоким и звучным, и стены зала содрогнулись, когда она продолжила свои речи.

Казалось, волны бегут по поверхности моря, а в его глубинах кружат могучие течения.

– Тебе известен ответ.

Мата не сводил с нее взгляда.

– Ты просишь слишком многого. – И хотя он старался сохранять хладнокровие, голос его дрогнул.

– Нет, это ты просишь слишком много, – сказала старуха. – Я всего лишь проголодалась.