– Рато, собери всех всадников, готовых последовать за мной. Мы прорвем окружение.
«Все, как на Волчьей Лапе», – подумал Рато. Восемьсот всадников Кокру мчались вниз по склону горы, точно стая волков, и успели преодолеть половину расстояния до лагеря спящей армии Дасу, прежде чем была поднята тревога и солдаты короля Куни попытались их остановить.
Рато чувствовал, как его охватывает хорошо знакомая жажда битвы: больше не чувствовалось ни холода, ни страха ни голода. Отчаяние исчезло, ему на смену пришла радость – он снова скакал бок о бок со своим господином, величайшим воином, из всех, что когда-либо сражались на островах Дара.
Разве однажды они вместе с Мата Цзинду не разбили войско непобедимого Киндо Мараны? Разве однажды не свалились с неба и едва не застали врасплох предателя Куни Гару? Разве он не разил врага мечом по имени Простота, который ему подарил Мата Цзинду после схватки с единственным противником, оказавшим ему достойное сопротивление?
«Мы еще даже не начали сражаться».
Вперед и вперед мчались восемьсот всадников Кокру, разрывая сомкнутые ряды пехоты Дасу, пробивая, точно могучий таран двери. И хотя всадники продолжали падать на землю, На-ароэнна сверкал, точно серп луны сквозь клубящийся снег и ревущий ветер, и косил врагов, встававших на его пути. Все меньше и меньше всадников оставалось рядом с Мата Цзинду, но Горемау наносил удары, словно кулак Фитовео, сокрушая тех, кто осмеливался поднять оружие, и они рассыпались, как грецкие орехи под ударами молотка.
Когда наступил рассвет, Мата наконец прорвался сквозь ряды воинов Дасу, и с ним осталось меньше сотни всадников.
Они ехали на юг, в сторону моря. Из-за не стихавшей метели все вокруг казалось одинаковым, и Мата заблудился. Остановившись на развилке, заметив свет в окошке фермерского домика, он постучал в дверь:
– В каком направлении находится Чаруза?
Старый фермер посмотрел на воина, стоявшего на пороге, и не узнать его не мог: рост и могучие плечи, глаза с двойными зрачками, – подобных Мата Цзинду больше нет.
Два сына старика сражались в его бесконечных войнах гегемона и погибли за него. Старик устал от разговоров о доблести и чести, славе и мужестве и не хотел помогать человеку, из-за которого сильные парни, которые могли бы трудиться в поле, погибли, не понимая за что, хотя кое-кто сказал, что это правильное и благое дело.
– Туда, – сказал наконец старик и указал влево.
Мата Цзинду поблагодарил и снова вскочил на огромного жеребца. Его всадники последовали за ним.
Старик же ушел в дом не сразу: некоторое время помедлил возле открытой двери, прислушиваясь, не слышен ли стук копыт армии Дасу, – потом, закрыв дверь, погасил стоявшую на столе свечу.