О, это был удивительный человек, заверил Соломон. Его даже святой Иофам глубоко уважал и считал выше себя. Его чтил даже Иеремия.

Как я понял, Иофам был добрейшим стариканом, слегка повёрнутым на свободном толковании Библии. Иосиф же, напротив, отличался рассудительностью и неверием во что угодно, кроме здравого смысла. Каким образом он при этом умудрился стать веруном, до меня не дошло.

Когда в обитель начал помаленьку стекаться народ и возникла необходимость в руководстве, Иофам попросил Иосифа взять это дело на себя, от чего Иосиф решительно отказался. Любая власть это тирания, сказал он. Люди должны в своих действиях руководствоваться любовью к ближнему, и божьему творению вообще. Если же они на такое неспособны, то никакая власть им не поможет, и рано или поздно сей полезный институт превратится в орудие диктатуры. После чего Иосиф выбрал отшельничество, ушёл из монастыря и появлялся там крайне редко, благодаря чему и прожил так долго.

Слабохарактерный же Иофам уступил просьбам растущей братии, стал игуменом, но быстро запутался в собственных свободных толкованиях, одновременно запутав всех вокруг. Вскоре различных религиозных течений в монастыре насчитывалось немногим меньше, чем там проживало монахов. Общим между ними было лишь одно: никто не думал применять заповеди Иисуса Христа на практике, довольствуясь бесконечными дискуссиями вкупе с выдумыванием новых догматов. Одним из наиболее интересных стал догмат о Первоевангелии, которое якобы написал сам Иисус.

Некоторые верили в существование Первоевангелия, другие — нет. Третьи призывали к буквальному толкованию традиционных евангелий, но не могли договориться даже между собой, по каким переводам их толковать. Четвёртые настаивали на равноценности Писания и Предания, что окончательно повергло общину в хаос. Наконец было создано что-то вроде комитета из двенадцати апостолов, которым предстояло во всём разобраться. Разбирались долго, почти уже составили Новый Символ Веры (что немедленно вызвало раскол и недовольство тех, кто не был согласен с отдельными пунктами), но тут появился Иеремия.

Пользуясь своими способностями, он быстро подчинил себе общину, члены которой, как и все веруны, жаждали чудес. Разогнав апостолов сразу после смерти Иофама, Иеремия ввёл в монастыре новые законы, напоминавшие не то устав средневекового католического ордена, не то правила поведения заключённых в колонии строгого режима. Благословив применение силы во имя благих целей, он вооружил своих сторонников, что создавало существенный перевес в его пользу при любых разногласиях. Впрочем, в бытовых вопросах Иеремия был более чем снисходителен; охотно позволял спорить с собой относительно религиозных тонкостей; нетерпимо относился лишь к тем, кто посягал на его власть. Таковых было немного и с каждым днём оставалось всё меньше. Вскоре из всей оппозиции в живых остался только Иосиф, которого Иеремия остерегался трогать по причине всеобщего глубокого уважения к нему.