– Еще как, – заверил я.

– Вы же столько совсем убили… Почему они от нас не отстанут?

Я ответил равнодушно:

– За неделю получают столько, сколько я за год.

Ингрид сказала Абигель:

– Не слушайте. Он говорит так, будто в мире уже не осталось ни совести, ни чести. Не все в деньгах меряется!

Я сдвинул плечами.

– Почему же… на нижних уровнях есть и честь и совесть. Хотя бы остатки. Но вот в тех кругах, где принимают решения, там нет точно. К счастью! Там только точный деловой расчет. Я говорю о правительстве любой страны. Шокированы? Да что там правительство… Любой директор, от которого зависит сотня человек на его обувной фабрике, уже принимает решение так, будто за него считает компьютер. Если бы он руководствовался чувствами, все рухнуло бы очень быстро…

Ингрид воскликнула:

– А ты?

– Я хочу счастья всем, – сообщил я. – Но всем дать нельзя, так как у многих желания часто жопа о жопу и кто дальше прыгнет. Потому выбираю вариант, когда счастье получит наибольшее число людей. Конечно, говорю про умных. А остальными приходится пренебречь. Даже если их большинство.

Далеко позади послышались крики, лязг, словно за нами пустили танк.

Я посерьезнел, сказал торопливо:

– Ингрид… тебе придется прикрывать наш отход. Продержись минут десять, потом отступай вот по этому ходу.

Она спросила резко:

– Какому?

– Прости, – сказал я виновато. – Вот дыра… Абигель, полезайте.

Абигель проговорила заячьим голосом:

– Но там темно и грязно… И наверняка крысы!

– А здесь вас изнасилуют десяток бандитов, – пообещал я, – а потом изрежут ножами. Так, для смеха. За нами гонятся не элитные группы из ГРУ, а простые бандиты и мародеры. Что, с одной стороны, и хорошо… Замечательно, если бы еще и обкуренные…