Дневник Инсара Килоди:

«Оставшись наедине с собой, со своими мыслями, я могу в относительной тишине объять всё, что стряслось со мной в последние месяцы, во весь прошедший год или даже больше. Я до сих пор не помню, как обзавёлся даром-проклятьем, лишь неясные сны и туманные толкования, от которых зевается и тошнит. Старик Мбалли, человек-механизм, трепался о прошлом, о проклятье, о глупостях, сказках, верят в которые, быть может, дети и наивные пустозвоны. Я не вижу снов, что мучили меня раньше. Я снова выпустил «чернила», но теперь они питают меня великой силой. Я чувствую её ежеминутно, при любом вздохе, при банальном движении. Они стали частью моей сущности, и я не в силах их больше прогнать, да и не хочу. Кого поручил бы мне убить Мбалли? Пожалуй, только этот вопрос будет мучить меня, но, надеюсь, не слишком долго. Многое поменялось. Я изменился. Коротышка оказался талантливым толстосумом, деньги которого помогли мне построить собственный дом из дерева и бетона, завести в нём правила и оградить от назойливого внешнего мира. Кто кем пользуется? Я не раз задавался этим вопросом. Измир хитёр и пронырлив, иначе не сколотить богатство, коим он обладает. Я нужен ему. Но для чего? Создать культ, секту? И поклоняться ужасному богу Хсару? Или объединить гибриоидов с илейцами для выступления супротив главного врага? Сономиты? Как бы ни так. Детра! Детра и никто больше! Договорившись с посредниками — «Чёрной улиткой», — я вмешался в планы Измира. Насколько серьёзно? Рассчитывал ли он на содействия Принца Сент-Валена, который воссел на главный трон и уж точно стал Королём? Любопытно наблюдать за событиями, повелевать ими, будто кукловод. Готова ли Илейа к войне? Какое мне дело. Что советует дорогой друг Хакко? Стать чем-то большим, стать символом, породить то, чему станут преклоняться. Зачем возводить храм Хсара без его наместника? Стать помазанником Хсара, стать культом, который порождает веру, пропагандирующую красивую смерть и блага где-то там, за границами мироздания. Каждый раз, задумываясь над этим, идея нравится мне всё больше, принимает яркие очертания, рисуются колоритные картины будущего. И лишь Джулия не выходит из моих снов. В них я обладаю ею, всей, без компромиссов. Она боится меня. Мне это нравится. А потом мы гуляем по парку Трезубца. По тому самому парку, где впервые встретились. Нам хорошо, и Зуверфы, понимая это, будто исчезают, затухают, давая нам побыть наедине, насладиться друг другом. Затем снова приходит тьма, вязкая, без оттенком или бликов. Я ощущаю Джулию, вхожу в неё, не стесняясь, без предупреждения. Она кричит так громко и так самозабвенно, что мерещится, будто это уже не Джулия, а античный неведомый зверь — дух или призрак, испускающий последний вопль. Тогда я покрываюсь холодным потом, мои ноги набиваются ватой, меня накрывает страх. Я просыпаюсь. Всегда с перепачканным и мокрым от пота бельём. В последние месяцы я перепробовал множество женщин — все они безудержно желали меня, но ни с одной я не испытал этого безумного сплава из бурного, разрывающего экстаза и звериного, инстинктивного страха».