Он поднял стакан, и мы все, присоединились к нему, даже маленький Сапфир и Персефона; я чувствовала кроваво-красное вино, текшее по горлу дочери. Слишком поздно, слишком поздно… Слишком поздно, она уже сделала глоток. Какая крепость у этого вина? Как мне не утонуть в его реке тепла и уюта?

Койот, чавкая, зарылся в тарелку. Сапфир чихнул в горшок, а потом залился счастливым смехом. Белинда глушила вино.

Мы были во власти Джона Берликорна. Заклинание завершилось.

– Да, заклинание завершилось, – сказал он, забравшись в глубины моей Тени за знанием. – Как я рад, что ты добралась сюда, моя дорогая Сивилла! Ты не поверишь, как одиноко тут бывает, в этих перьях. Эти мифы… они как темницы. А побыть в человеческой компании, хотя и не самой теплой… На самом деле… это лучше всего.

Койот и Сапфир дрались за кусок бифштекса, а Белинде просто нравилась компания. Я чувствовала, что осталась последним отголоском разума. На расчерченный череп Белинды лил дождь.

– Мне бы хотелось быть свободным, – продолжал Берликорн. – Свободным от мифа. Вот почему я послал вам Персефону и аллергию. Думаете, мне все это нравится? Думаете, я получаю удовольствие от жизни взаперти? Вы и вправду думаете, что мне нравится быть просто частью одной из ваших историй?

– Персефона – убийца.

– Думаешь, это подходящее слово? Убийца? Вы, смертные, придаете ей такую важность. В смысле, жизни. И так цепляетесь за нее. О боже, как же вы любите цепляться! Честное слово, это даже утомляет. Ты когда-нибудь слышала, чтобы растение жаловалось на смерть?

Персефона скользнула по столу на колени Берликорна. Угнездившись там, запустила пальцы ему в волосы. Сияющие синим, как черные светила, казалось, они шевелятся. Длинная, искрящаяся прядь их поднялась в воздух, а потом упала на розовый бифштекс. Они ели, его волосы ели! Руки Берликорна блуждали по телу Персефоны, левая лежала на бутоне груди, правая залезла между ее ног. Персефона хихикала.

Я оттолкнула тарелку Белинды:

– Не знаю, как ты можешь это есть. Гнилое же. В глазах мужчины появился черный огонь:

– О, извините! Я люблю, чтобы мясо было с душком и сырым. Сивилла, дорогая! Я самонадеянно решил, что у тебя те же вкусы…

Я не отвечала. Ни улыбкой, ни смехом.

– Койот определенно наслаждается трапезой, – продолжал Берликорн, глядя туда, где пес вгрызался в очередной розовый шмат свинины. – Да, из твоего друга выйдет отличный охранник. Дело в том, что Цербер, он как бы немного… не совсем адекватен. Ты заметила? Но я хотел рассказать тебе о моем вторжении. Во мне проснулась жажда путешествий, знаешь ли, желание заражать. Желание стать рассказчиком, а не историей. Но была одна маленькая сложность. Если бы я покинул вирт-историю Пьяного Можжевельника, она бы пришла к печальному концу. Мисс Хобарт собственной персоной прописала это в перьевые свойства. Она хотела быть уверенной, что у каждой истории будет свой центр. Мое великое желание будет вечно неутоленным. В самом деле, кто пригласит дьявола на ужин? И я подумал, что могу отправить в ваш мир кого-нибудь или что-нибудь, а кто может путешествовать лучше, чем моя любимая, моя жена Персефона? От ее семени произрастут тысячи, миллионы историй, и все они будут моими детьми.