— Рот закрой, — прохрипел Бардаганов, не двигаясь.

— Ты мне рот не затыкай! — с остервенением выдала Марина, застёгивая бюстгальтер. — Я твоя жена, как — никак. Не то, что эта твоя шлюха!

— Какая?.. Я уже забыл…

— Ой-ой, забыл! Хоть не ври! Зато я ничего не забыла! Ты про жену забыл, это да.

— Ты что, не видишь…

— Я всё вижу, всё. Тебе верить — себя не уважать. Мы на Бермуды вообще-то собирались, ты и это забыл.

— Да лети, кто тебя держит!

— Нет уж, вместе собирались.

— У меня работа, у меня… — медленно, с натугой выговаривал Бардаганов, бессильно лёжа в постели.

— Да, да, работа у тебя, пьянки до полусмерти, шлюхи у тебя!

— Тебе явно надо на острова. Голову на солнышке погреть, чтоб тараканы оттуда поразбегались.

— А я уже не хочу никуда. Вернее хочу, но не на неделю.

— Вали хоть на месяц, в чём проблема?

— Проблема в том, что я хочу туда навсегда! — повысила голос Марина. — Не на Бермуды, но куда-нибудь туда. Туда! Туда! Навсегда! Чтоб глаза мои не видели всего этого!

— Уедем, я же тебе говорил. Но здесь ещё дел по горло, ещё денег надо выбить, пока есть возможность.

— Так выбивай!

— А я чем занимаюсь, по-твоему?

Он решительно и злобно отбросил одеяло, словно это оно было виновато во всех проблемах, и поднял могучее, спортивное, но уже начавшее заплывать жирком тело с кровати. На левой щеке его алел шрам, который тянулся почти от глаза до рта. Тотчас, схватившись за виски, он мучительно застонал и уселся обратно.

— А, чёрт! Выбивай… Это с меня выбивают! Все словно с цепи сорвались. Деньги, деньги! А тут еще эти зелёные, журналисты и прочая мразь — снова прибегут со своими плакатами, со всем этим барахлом!

— Забей на зеленых, на журналистов!