— Что?…
— А я всё ждала: когда же ты наберёшься смелости сказать хоть что-то прямым текстом. Это самое длинное и многоэтапное объяснение в моей… о котором я когда-либо слышала.
— Но ведь… а как же «нет страстей» и всё такое? — спросил я, чувствуя себя уникально глупо. Отбитые колени ужасно саднили.
— Я люблю тебя, Мак, — просто ответила Бастила. — Давно и всем сердцем.
— Ты… ты больше не боишься чувств?
Джедайка рассмеялась. Не снисходительно или надменно, нет. Как союзник и соучастник.
— После всего этого? — сказала она, обводя вселенную движением головы. Каштановые локоны снова сбежали из-под шпильки. — Нет, Мак. Лишь твоя любовь позволяет мне почувствовать себя в безопасности.
Я молча уткнулся лицом в её колени.
— Кроме того, — продолжила девушка, положив тёплую ладонь мне на голову, — ты ведь найдёшь способ вытянуть нас из этой передряги. О, а потом — втянуть в следующую. Да, Мак?
— Да, Бася… — прошептал я, не смея оторваться от её тепла.
Я так много хотел бы рассказать о том, что происходило между нами в ту ночь! Рассказать, похвастать… Но, во-первых, настоящий мужчина ничем таким не хвастается, даже в мемуарах. А во-вторых, я похвастать и не могу: ничего такого не было.
Мы просто сидели в окопе, в спасительном пузыре Силы. Любовались протяжным фейерверком гипера. Кутались в плащ, согревая друг друга бережным теплом взаимности. Держались за руки, молчали. Говорили.
Обо всём, что только могло прийти в голову. Теперь, когда состоялось самое важное объяснение в моей (и, надеюсь, её) жизни, казалось невероятно важным узнать всё-всё, каждую мелкую деталь, которой только можно было поделиться.
Будь у меня доступ в Интернет, я показал бы ей свою страничку… Смешно. Раньше заходил чуть не каждый день, выкладывал фотки, следил, что происходит в жизни бывших подруг… а сейчас не могу вспомнить название любимой соцсети.
Смешно. И здорово, что мы могли общаться без всего этого хлама. Теперь невозможно было бы сослаться на мёртвые застывшие картинки, спихнуть с себя груз ответственности за выбор самых точных слов и необходимость следить за выражением лица собеседника. Теперь не нужно было соревноваться в количестве «лайков», с раздражением блокировать рекламу или подсознательно готовиться к очередной атаке туповатых троллей.
Теперь можно было просто говорить. Тем более что заняться нам всё равно больше было нечем.
Во мне словно шлюзы растворились, и я рассказывал Бастиле о своей жизни на Земле, о двухэтажном кирпичном доме, который мы делили с другой семьёй: половина им, половина нам. О футбольной площадке во дворе, о наглом и добром коте Паштете, о маме и сестре, о том, как началась война, которая началась задолго до того, как на наш городок начали падать первые снаряды. О том, как пытался записаться в ополчение, о переезде в соседнюю, большую, могучую и спасительную страну, частью которой всегда себя чувствовал. О работе и учёбе в институте, о тётке, которая хоть и припахала меня на огороде, но всё равно самая отличная тётка на свете…