А затем Сила подсказала мне, что следует как можно живее втянуть голову в плечи. Не словами, понятно: я лишь испытал вдруг острое желание сделать это. И, как положено настоящему Одарённому, немедленно сделал.
Сразу два бластерных болта ударили в стену шахты над моей головой. Звуков я по-прежнему не слышал, но сразу понял в чём дело. И верно: дверь промежуточного этажа была открыта, на краю стояли двое штурмовиков, которые целились в меня из тяжёлых бластеров.
С неистребимой любезностью Сила дала мне понять, что уж следующий-то залп придётся точно в цель: штурмовики пристрелялись.
Тут я вовсе запаниковал. И попытался сделать то, что делал в любой опасной ситуации: ударить противника Толчком Силы.
Нет, конечно, молнии из пальцев — это значительно эффектнее, эффективнее и просто круче. Но молнии я не умел. Если честно, пробовал, но ничего не получалось. А тут вдруг…
А тут вдруг у меня и Толчок тоже не получился. Потому что я вскинул ладонь к штурмовикам, сосредоточился… и вторая рука соскользнула со скобы.
И я с мужественным воплем полетел в шахту вниз головой. И в полёте, чтоб не терять времени зря, всё-таки выпустил накопленную, но не пригодившуюся Силу в Малака.
Не то чтоб я всерьёз надеялся его свалить. Наверное, просто вспомнил лягушку, которая сбила масло. «Нечего терять» упорно продолжалось, поэтому в удар я вложился от души.
И Малак ответил. Выбросил руку, словно зиговал падающему мне, и ухнул навстречу точно таким же Толчком Силы. Только куда более мощным.
Столкновение выбило из лёгких воздух. Как на гигантском батуте, меня отшвырнуло вверх и под углом, к стене шахты, проволокло по ней. Кажется, я бился о металл головой, кажется повредил руки… это было уже не важно. Потому что Малак перестарался: энергия броска зашвырнула меня в открытую дверь промежуточного этажа, туда, где толпились штурмовики.
Двоих ближних, тех самых стрелков, я сбил с ног в первый же момент. Пространство перед лифтом было совсем узким, остальные бойцы сгрудились в нём достаточно тесно, чтобы эти двое вломились в группу, как кегли, вызвав замешательство и невозможность вести огонь.
Помню, что первым делом я извинился. Затем вскочил на ноги. Кости казались целыми, боль ушла куда-то за край сознания и двигаться не мешала. Дверь, которую некому стало удерживать, гулко захлопнулась за спиной.
В Силе царила мёртвая тишина, ни проблеска, ни огонька, словно живые разумные окончательно превратились в мишени. Глаза медленно фокусировались на боевых скафандрах корабельного спецназа. Скафандры плавно поднимали бластеры. Я как-то потрясённо, не отдавая себе отчёта в собственных действиях, вытянул из рукава световой меч и совершенно механически приступил к подавлению противника.