— Как видите, друзья, мы покидаем вашу замечательную компанию, — громко провозгласил он. — Настоятельно рекомендую не провожать нас, такая трогательная забота смутит меня, а в смущении я обязательно наделаю глупостей — то есть, перережу глотку нашему дорогому Званцо от уха до уха. В сущности, я сделаю это, если услышу малейший шорох у себя за спиной — а слух у меня превосходный. Проявив же должную тактичность и спокойно подождав вашего друга здесь, вы будете сполна вознаграждены. Клянусь, я отпущу Званцо живым, как только мы отойдем на безопасное расстояние. Дорогая, — обратился он на этот раз к Юмиле, — не будешь ли ты столь любезна освободить нашего спутника от оружия.

— Тебя нужно будет непременно вылечить от привычки молоть языком, — фыркнула девушка, ловко отстегивая пояс с оружием Званцо.

Юмила была неправа. Кинжал отнюдь не был болтуном. И если и обладал способностью складывать слова в более или менее витиеватые фразы, то в ход пускал ее редко, не в пример обожающему послушать себя Рикатсу. И, как правило, из сугубо практических соображений. Произвести впечатление на девушку, отвлечь внимание собеседника от какой-либо скользкой и опасной темы…

Сейчас причиной был страх. Опасаться за собственную жизнь было для Мекита делом не новым, но в этот раз — впервые! — он боялся за кого-то еще. И этот страх неожиданно оказался сильнее и пронзительней привычного ощущения загнанного зверя.

Преимуществом Кинжала перед многими и многими заключалось в том, что его страх никогда не перерастал в примитивную панику, сковывающую тело и разрушающую способность здраво рассуждать. Напротив, в критические минуты голова начинала работать с удвоенной энергией.

Кинжал, отодвинув до поры на задний план мысли о головокружительной перемене, так внезапно случившейся в его жизни, сосредоточился на задаче выбраться вместе с Юмилой из этой передряги. О да, боги ниспослали ему шанс, но это всего лишь веревка, спущенная провалившемуся в глубокую яму. Выбираться по этой веревке придется самостоятельно.

Сейчас они с Юмилой выглядят хозяевами положения. Взяв в заложники одного из главарей этой огромной банды, ничтожную жизнь которого это отребье почему-то ценит до чрезвычайности, они могут уйти. И все действительно было бы достаточно просто, будь врагов три или пять. Тогда каждому из них можно незаметно заглянуть в глаза и понять, что от него можно ожидать.

У толпы слишком много глаз — во все не заглянешь. Если какому-нибудь самонадеянному взбредет в голову, что камень из его пращи успеет раздробить Мекиту затылок прежде, чем тот перережет глотку дражайшему Званцо… Это будет заблуждение, но Кинжал уже не сможет позлорадствовать над опростоволосившимся.