– Посуду оставьте, ваша светлость. Я приду – помою, – бурчит Сола. – А то знаю я вас, ещё начнёте намывать! Не мужское это дело!

Я улыбаюсь, забираю кастрюлю и задумчиво смотрю в спины моих слуг. Скоро они начнут новую жизнь. Выберут свой путь. Нет у нас на Новой Руси служанок, слуг. Но за этих четверых я спокоен. Не пропадут… Иду к оранжевой палатке. Возле входа – складной стульчик. Снимаю с шеи оружие, ставлю рядом. Затем беру ложку, открываю кастрюлю. Сола, как всегда, на высоте. Как только умудрилась! Котлеты, тающие во рту, картошка. Здесь её, правда, называют земляным яблоком. Но от перемены названия вкус не меняется. Не спеша ем, запивая горячим кофе, который оказался в термосе. Звёзды складываются в длинную ленту на небе. Но мне кажется, что там, где когда-то была столица Русин, оно озарено багровыми отсветами. До города далеко, и не должно быть видно ничего подобного. Значит, просто самовнушение.

Наелся. Не заметил, как смолотил всё. Теперь можно и покурить. Достаю сигару, щёлкаю зажигалкой. Первые – самые вкусные затяжки. Струится ароматный дымок, исчезая во тьме. Алый кончик мерно разгорается и гаснет… Услышал шорох ткани за спиной, оборачиваюсь. Из-под полога высовывается всколоченная голова Хьямы и рука с пистолетом:

– Вы, эрц? Почему так поздно?

– Много дел, девочка. Там… – мотнул головой в сторону лагеря кавалеристов.

Девушка некоторое время молчит, наблюдая за мной. Потом тихонько спрашивает:

– Вы меня снохой называете… А себя – свёкром…

– Да.

– У вас действительно есть сын?

Улыбаюсь, хотя вряд ли она может разглядеть в темноте улыбку. Впрочем, увидела. Потому что в ответ я получаю такую же. Да нет… не такую. Она искренняя и смущённая. Никогда не видел у неё раньше.

– Есть. Он на три года старше тебя.

– А он… Какой он, ваш сын?

Показываю на себя. Качает головой:

– Не понимаю…

– Он – это я. Просто молодой. Мы практически как две капли воды. Только волосы у него светлее.

– Ой… – Суёт себе большой палец в рот, как делает всегда, когда волнуется.

– Откусишь.

– Ой! – Торопливо выдёргивает, опускает голову.

– Только он добрее меня, Хьяма. Я намного жёстче.

Тишина. Потом опять шёпот: