Рылец попал в банду с распухшей от побоев физиономией и изувеченным, перебитым в нескольких местах носом. Парень ушел от дружинников Арьезского во время конвоирования его из тюрьмы к месту казни.

Кто-то бросил тогда: «Не морда, а сплошное рыло», с этого и пошло. Прозвище так плотно прилепилось, что о необходимости выяснить истинное имя никто не вспоминал.

Таких отчаянных и везучих Груць любил больше всего, и в банду его приняли без лишних вопросов. Кроме того, Рылец был у главаря всегда на особом положении. Наблюдая за ним изо дня в день, Груць все больше убеждался, что его первая догадка о безымянном соратнике верна и по происхождению он харадец. Кто еще мог уйти от харадского конвоя? Только харадец, да и то, если свои же из конвоя и помогли…

Хата на самом деле звали Иннияр Хаттаур Бирхад Удьямар. Он всегда представлялся полным именем. Это производило впечатление на дам. Когда же это имя впервые услышал Груць, он долго смеялся. Ну и как это выговаривать в экстренной ситуации? Несколько раз убить успеют, пока дозовешься. Так Хата и переименовали.

За тонкие черты лица и отстраненный взгляд его постоянно подозревали в благородном происхождении. Очень светлые белокурые волосы с легким пепельным оттенком опускались чуть ниже плеч. Наискось ложилась, скрывая при движении левый глаз, челка. Этот момент странного для мужчины кокетства был вынужденным – он скрывал травму. Хат стеснялся, но не шрама, изуродовавшего разрез серых, разбавленных зеленью глаз, а того, насколько бездарно было получено в свое время это ранение.

Самый молодой член банды – тот, что поутру на время присвоил шляпку Гали, забавлялся, наблюдая за маленьким диковинным котиком, которого выпустил на стол. Парня называли Шируд. Родителей он не помнил. Знал только, что изначально они жили где-то в горах, а потом почему-то оказались в Рымане. Где он и осиротел. Растила его сердобольная подруга матери, у которой и самой было семеро по лавкам.

Когда два года назад он решил уйти из дома, приемная мать, узнав, с кем он связался, выла как по покойнику и плакали приемные сестры. Никогда никто не гнал его – просто надоело постоянно недоедать и делить один кусок на десять маленьких. Когда банду заносило в Рыман, он всегда первым делом заходил домой. С мешком еды, с шарфами и лентами. Приемная мать, понимая, каким образом ему достаются эти гостинцы, поначалу брать отказывалась, горячим шепотом доказывая ему, что это грех, большой грех. Но потом случилось так, что она заболела, из-за чего потеряла работу, а там нужда взяла свое.