Примерно через полчаса Листопад вышел из своей комнаты. Он все-таки сделал над собой усилие и побрился. Правда, действовал, стараясь не изменять своим привычкам – на ощупь. Отражение в зеркале ставило его в тупик и затягивало этот процесс, а так как в голове мелькнула одна догадка, монах торопился ее проверить.

Капюшон он натянул как можно ниже и поднял воротник, но все равно, чтобы не выглядывало вновь обретенное лицо, приходилось все время смотреть вниз.

У двери комнаты Оденсе он замер. Никаких пугающих эманаций не ощущалось.

«Может, ее там нет?» – Монах постучал в дверь.

– Войдите, – послышался тихий ответ на его стук.

У Листопада вспотели ладони. Теперь он действительно не чувствовал присутствия берегини.

«Кто мне скажет, насколько я остался монахом? Свои точно не признают – это факт».

Монах вошел в комнату Оденсе. Закрыл на щеколду за собой дверь.

Девушка лежала на кровати, свернувшись калачиком. Она скосила глаза на вошедшего. Некоторое время оба молчали. Монах начал первым:

– Пришло время нам поговорить. Тем более обстоятельства к этому располагают как никогда раньше.

Он подошел к кровати и сел на край. Оденсе следила за его движениями, со своей стороны не предпринимая ничего. Она ждала.

– Зачем ты это сделала со мной? – Листопад снял капюшон, обнажив голову. Его глаза в упор смотрели на берегиню.

Не отвечая на вопрос, девушка произнесла:

– Теперь ты меня убьешь?

На Листопада словно ушат воды холодной вылили.

– Я?! Монахи не убивают!

– Убивают. Я видела.

– Что за бред! Ты пытаешься опорочить наш орден!

– Я видела, – повторила Оденсе. – Я сидела в одной из тюрем Хальмгарда. Мне было лет семь. Или восемь. Окошко выходило во внутренний двор тюрьмы. Так что я видела – монахи убивают.

– Никогда ни один монах не пойдет на такое! В отличие от представителей Светлого Братства.