– Мы можем зайти внутрь? – спросил Уэллс, когда осознал, что уже некоторое время в потрясенном молчании смотрит на дом.

– Нет. Гораздо забавнее будет весь день простоять тут, любуясь, как ты тут изображаешь рыбу, выпучив глаза и разинув рот.

– Будь ко мне снисходительна. Я никогда не видел ничего круче.

Саша недоверчиво сморгнула.

– Ты ведь жил в космосе. Ты видел Марс!

Уэллс ухмыльнулся:

– Смотреть на Марс приходилось в телескоп, но он и тогда выглядел как обычный красный кружок. А теперь идем. Мы собираемся входить или нет?

Стена, к которой они приблизились, была параллельна обвалившейся. В паре метров от земли виднелось окошко, а под ним приглашающе тянулся выступ. Уэллс смотрел, как Саша легко вскарабкалась на него, потом перебралась на окно и исчезла в царящей внутри дома темноте.

– Ты идешь? – донесся оттуда ее голос.

Уэллс опять усмехнулся и полез в окно. С глухим стуком опустившись на пол, он тут же позабыл обо всем на свете: ведь он был в настоящем доме, у кого-то дома. Тут до Катаклизма жили люди. Уэллс повертел головой по сторонам. Кажется, здесь некогда была кухня. Желтые и белые квадратики потрескавшейся плитки на полу, белые, слегка покосившиеся шкафчики на стенах возле раковины (Уэллс никогда не видел такой большой). Единственным источником света было выбитое окно. Из-за того, что вокруг него росли деревья, комната казалась сумрачной, слегка зеленоватой, будто на старой фотографии. Но она, несомненно, была абсолютно реальной. Сделав несколько шагов, Уэллс оказался у кухонного стола и опасливо провел пальцами по веками пылившейся столешнице. Потом он еще более осторожно открыл дверцу одного из шкафчиков.

Внутри оказались стопки тарелок и мисок. Они съехали набок по покосившейся полочке, но было ясно, что некогда их заботливо составили сюда чьи-то руки. Посуда была разной, частично явно из одного сервиза. Уэллс взял сверху стопки тарелку, наверное, детскую: на ней в технике «палка-палка-огуречик» были изображены четыре человеческих фигурки. Они держались за руки (кулаки казались огромными) и широко улыбались. Над головами у них тянулась неровная надпись: «ЛУБЛУ МАЮ СИМЬЮ». Уэллс осторожно вернул тарелку на место, обернулся и увидел, что из пыльного полумрака на него молча смотрит Саша.

– Это случилось много лет назад, – тихо сказала она.

Уэллс кивнул. В мозгу сложились слова «Я знаю», сложились и куда-то потерялись, не успев слететь с его губ. Глаза защипало, и он быстро отвернулся. Восемь миллиардов. Вот сколько людей погибло во время Катаклизма. Это число всегда было для него абстракцией, такой же, как другие огромные числа, обозначающие, к примеру, возраст Земли или число звезд в Галактике. Но сейчас он что угодно отдал бы за то, чтобы люди, которые сидели в этой кухне и вместе ели обед из этих тарелок, избежали общей судьбы.