Сана мотнула головой, сбрасывая наваждение и проговорила:
— Расскажите же мне, наконец, господин Шрёдер, чем вдруг вас привлекла моя скромная персона?
— До меня дошли слухи, что одна обворожительная волшебница может решить все мои проблемы, если просто прийти к ней, преклонится и вручить несколько цветочков.
— Что-то не помню, чтобы ты приклонялся.
— С тебя хватит и цветов, девочка, не надо нахальничать. Ты, кажется, ничуть не надменна и претендуешь на звание богини.
— Я не богиня и совершенно скромна. Как великий Рейнхард Шрёдер поумерил гордость, чтобы явится ко мне и признать, что не так велик и нуждается в помощи?
— Девочка, когда у меня есть цель, ничто меня не остановит, чтобы достичь ее. Если для того, чтобы спасти свою душу, изменить ход мировой истории, мне надо явиться к какой-то девчонке и попросить, я это сделаю! Я могу, даже, сделать тебе ребенка или двух, если ты захочешь.
— Ну это, кхм, пожалуй, было бы излишне. А учитывая некоторые обстоятельства, я имею в виду, что тебя нет в мире живых, это было бы немного хлопотным занятием.
— Зевсу никогда не мешали такие мелочи, почему должны помешать мне? Для любви хватит и сна. Подумай, таких, как наши дети, еще не видел мир!
— Пожалуй, лучше пусть и не увидит. Благодарю за лестное предложение, но мои запросы куда проще, мне хватит и этого маленького романтического ужина, хотя еды тут нет…
— А нам нужна еда? Это лишь сон.
— Это тоже фигура речи. Ты всегда был таким — понимаешь все буквально. Как ты правил странами, полководец? — рассмеялась волшебница.
— Я их завоевывал, правили другие, а я отправлялся завоевывать следующие. Достаточно собрать талантливых людей и не мешать им работать, вот и весь секрет.
— Но еще, не дурно бы наметить общие направления, иначе, талантливые люди могут увлечься, — заметила Сана.
— Конечно, но направление нам дала история и ошибки прочих правителей. Как известно Византия под твоим руководством немого облажалась, усердствуя в насаждении своей веры соседям, читая об этом, я понял, надо оставлять людям то, во что они верят. Не вера должна связывать государство, а люди его населяющие.
— Я рада, что на моих ошибках учатся даже отъявленные завоеватели.
— В устах мудрой девочки завоеватель, звучит как оскорбление, — буркнул Рейнхард.
— Я бы сказала, в двадцатом веке быть завоевателем, это оскорбить себя самому.
— Двадцатый век — век войн, еще более ужасных, чем девятнадцатый, — возразил генерал.
— Конечно, если таким как ты дать ядерное оружие, — ответила Сана.