— Я понял, что был не прав, а это оружие слишком страшное, чтобы использовать в войне, поэтому я хочу все изменить.
— Как остановится война, если все пойдет по-другому? На этот раз, ты сам ее остановишь? Написать приказы и пустить себе пулю — это довольно удобно, не так ли?
— Я все равно должен умереть, — изрек полководец.
— Ты мог бы властвовать над половиной света, если бы устранил Гитлера и занял его место, — проговорила Сана, изучая его лицо.
— Я не хочу ничем править. Я устал. В той жизни мне уже все надоело и войны и государства, и особенно сраные правители. Я никогда не хотел быть одним из них, я генерал, я полководец, я солдат.
— Хорошо, — кивнула Сана. — А Гитлер?
— Пристрелить его, было не лучшим решением. Кто я, чтобы вершить суд над человеком? Даже Создатель не осуществляет этот суд, только сам человек может осудить себя, поняв, что сделал, а я лишил Гитлера такой приятной возможности. Это было неправильно. Я должен посадить его под замок и заставить подумать.
— Наконец какие-то здравые мысли, дорогой мой, Рейнхард, продолжай, я слушаю, это интересней, чем предложение наградить меня детьми.
— Это была фигура речи, девочка, ты все принимаешь буквально, — вернул он ей шутку.
— Почему ты сказал Саше, что я могу тебя спасти? — спросила девушка.
— А кто может спасти меня в мире, где есть Сана Серебрякова?
— Ну, например, ты сам. Мы оба знаем, что ты такое и частью каких сил являешься. На мой взгляд, ты довольно забавная проекция и личность, но что ж, видимо мой мир в начале двадцатого века был достаточно дик для того, чтобы родился такой человек и, вероятно, такой и правда был нужен. Это тоже вопрос, зачем все исправлять, если то, что случилось органично легло в наш исторический процесс? Но все-таки, главный вопрос — почему тебя должна спасать я, а не ты, и твои высшие надличности?
— Потому что этот мир твой, Сана Серебрякова, ты в нем вершительница судеб, — развел руками Рейнхард, с улыбкой.
— По-моему, когда ты творил все свои великие и страшные дела, ты не знал о моем существовании, и тебе не было до этого дела.
Генерал усмехнулся:
— А была ли ты, Сана, когда я творил свои дела? Или ты появилась позже и создала свою инкарнацию в том временном промежутке уже потом? Постфактум?
— Может быть. Но я не стала бы тебя останавливать. Это не моя задача.
— А какая твоя задача, Сана Серебрякова? Ты знаешь? Или полагаешь, что знаешь?
— Я существую, этим исчерпывается моя задача. Я живу, я развиваюсь, я постигаю мир. Я не меняю его.
— А я меняю, и подчас неправильно. Ответ на твой первый вопрос таков. Что я совершил ошибку в Санкт-Петербурге. Первоначально я не придал этому значения. Да, ядерное оружие оказалось ужасным, но это война, а я солдат — зачем оружие, если не убивать им врагов? Чем я и занимался. Но что-то меня беспокоило с самого начала, я обдумывал это и стал понимать, что нужно было избрать другой путь, зачем все случилось именно так? Нужно ли это мне? Нужно ли пятнать подобным все мое существо? Та глобальная сила, проекцией которой в этот мир я являюсь, решила, что это слишком.