То поражение даже спустя годы скрипело на клыках горьким песком — слишком много их было, слишком сильны они оказались. А ведь он в ту пору уже не был беспомощным дракончиком, едва вставшим на крыло… и тем больнее было вернувшееся чувство бессилия.

Он снова, уже во второй раз, выжил там, где обязан был умереть, на сей раз не благодаря чуду: он малодушно сбежал, прихватив с собой малышку Элком, которую все же смог привести к эталонной «заготовке дракона первого поколения».

Кто-то скажет — трусость. Его родители, все драконье племя точно не оценило бы такой поступок — уж они бы сражались до конца. Они и сражались, в общем-то… и где они теперь? Мертвы, забыты, даже не погребены как полагается — так и валяются в Долинах Смерти огромными белыми остовами: безмолвные памятники былой силы.

«Умри, но не склонись» — замечательный девиз… но Ёрмунганду больше было по душе другое кредо: «Выживи и отомсти».

Играть в прятки с Королями Жадности, что подчинили себе весь континент — задача нетривиальная и, как правило, не имеющая решения. Особенно, если ты — трехметровый в холке здоровенный ящер с чешуей, черной как ночь.

У него и не получилось. Их находили несколько раз — и каждый раз Ёрмунганд, имевший возможность подготовить место для боя, умудрялся уходить живым, основательно потрепав группу ликвидации.

В конце концов между ним и Королями установились отношения, которые смертные называли «вооруженный нейтралитет». Великий Змей был слишком слаб, чтобы причинить своим врагам что-то большее, чем «неприятности», а заклинания мгновенной массовой телепортации на большие расстояния делали смертельно опасной даже простую партизанскую тактику вида «подстеречь одиночку». Короли же, в свою очередь, никак не могли поймать Ёрмунганда в ловушку, из которой он не смог бы сбежать… да еще и пришибив кого-нибудь из атакующих выплеском Дикой магии.

Впрочем, немногим позже Змей понял, что ему очень повезло в ту пору — Короли пожалели на него способности Мировых артефактов «первой двадцатки», уж больно высока была цена их использования.

Ёрмунганд не смирился, нет, — он ждал. Судьба его собственного народа говорила ему, что нет под этими небесами ничего вечного, нет таких существ, что не совершают ошибок… а общение со смертными научило его и тому, что сложные социальные конструкции имеют свойство разваливаться со временем: такой же естественный процесс, как ржавчина на стальном клинке.

Поэтому он, осев в конце концов далеко на востоке континента, в долинах безлюдного гористого полуострова… просто жил, никуда не спеша. За следующие полсотни лет его главным открытием стало то, что малышка Элком, которую он называл своим ребенком больше про себя и… образно, способна расплакаться от тихого «дочка», которое он как-то ляпнул, забывшись. Та самая Элком, которая в первые годы жизни после «Перерождения» лишь скрипела зубами от боли и слабости, та Элком, что не пролила ни слезинки, когда рушилась ее страна, когда они бежали от врагов, зачастую не имея возможности даже остановится и нормально поесть, не то, что выспаться…