… Снова воспоминания. В лагере на безлюдной планете стояли шесть кораблей, захваченных правительственными войсками. Среди трехсот пленников было восемнадцать мужчин северных кланов. Когда нам предложили отправиться на Монтеплато и поднять восстание, все немедленно согласились.

Начались тренировки. За три недели отряд инструкторов под командованием полковника Аякса, моего несбывшегося тестя, научил нас пользоваться современным стрелковым оружием, средствами связи, боевыми доспехами, индивидуальными гравигенами

Потом нас посадили в крохотные капсулы и сбросили на Монтеплато, выбрав час, когда Горгорот и Тонгородрим оказались на отвернувшемся от лучей Альвенора полушарии. Приземлившись, я столкнул капсулу в черную пасть ущелья и целые сутки, старательно обходя деревни и гарнизоны, пробирался в крепость клана Дважды по дороге попадались патрули карателей — первые восемь пунктов в длинном списке убитых мной…

Только сейчас Аль-Зумруд начинает понимать, как разгоралась революция 15 августа 2289 года. Потрясенный, он недоверчиво переспрашивает:

— Значит, имперцы дали вам оружие, чтобы вы развязали путч?

Я назидательно поправляю глупого сепаратиста:

— Путч случился двумя годами раньше, когда вы, обманом захватив власть, отменили имперскую конституцию и оторвали планету от Человечества. А мы совершили революцию.

Ненависть в его взгляде достигает предела. Хаджи Альфонс дрожит, белки его глаз наливаются кровью Впрочем, возможно, эта физиологическая реакция не связана с волнением. Просто ему осталось совсем немного — мой таймер показывает 12 минут. Будь это счетчик оранжевого смещения, уже начиналась бы цветомузыка.

Вздрогув, Аль-Зумруд массирует затылок. Кажется, под его черепом, да и по всему телу уже начинают лопаться сосуды. Знакомая картина — примерно так же умирал Франц Пайкершилд, то есть Вурдапак. Только в тот раз мне пришлось нацепить изолирующий комбинезон из непроницаемой пленки, а потом стоять под душем рядом с трупом, чтобы смыть с пластика даже мельчайшие капли препарата. Безусловно, научно-технический прогресс сильно упрощает мою работу.

Хаджи Альфонс болезненно морщится, но все-таки пытается съязвить:

— В первый раз вижу человека из Трех Чертовых Дюжин, который открыто говорит о своем прошлом.

Обычно вы боитесь признаваться, что участвовали в мятеже.

— Мы просто не любим хвастать — это не в обычаях северян. Но с тобой я могу быть полностью откровенным. Ты уже никому ничего не расскажешь…

— Ты не можешь меня убить, — торжествующе напоминает он. — Я сильнее, а при входе в тюрьму отбирают оружие. Так что ничего у тебя не выйдет. Отсидев сколько-то лет, я выйду на свободу, и тогда…