– Не сцы, сержант! – рыкнул я и короткой очередью срезал попавшего в прицел пирата. – Пускай блокирует, не потонем!

А потом как-то сразу в разгромленном терминале воцарилась тишина. Смолк треск очередей, захлебнулись истошные крики недобитых боевиков, и даже вода перестала реветь и хлестать по стенам, просто вытекала с ослабевающим напором из пробоин в переборке, и уровень перестал подниматься, стабилизировавшись на высоте чуть менее метра. Еще несколько мгновений я водил стволом из стороны в сторону, контролируя сектор обстрела, потом опустил автомат и привалился к стене.

– Кажется, получилось, Марк!

– Вы как там, ребята? – ожил передатчик.

Я сделал над собой усилие и ответил Штурмину:

– Здесь Тарасов. Операция прошла успешно. Террористы обезврежены, угрозы взрыва нет. Имеем одного «двухсотого».

– Кто?!

– Майор.

Мне вдруг стало очень тяжело дышать, показалось, что из регенераторов тянет трупным смрадом. Я закашлялся и разгерметизировал костюм, с трудом попав по аварийной кнопке на левой ключице. Сорвал шлем, даже не озаботившись выключением дисплея и забыв о предполагавшейся газовой атаке. Постоял несколько секунд, вдыхая полной грудью невероятно вкусный воздух, и лишь потом до меня дошло, что он насыщен тяжелым духом свернувшейся крови. Дурмана от усыпляющего состава не чувствовалось, значит, не пустили газ. Я равнодушно проследил за выбиравшимся из вентиляции Федотовым и вновь нахлобучил шлем на голову.

– Когда нас выпустите? – устало поинтересовался я, оставив слова Штурмина без внимания. – Тут воды по пояс и трупов немерено. И кровь везде. Короче, мне тут категорически не нравится.

– Потерпите час-полтора, – отозвался кап-1. – Мы выслали бригаду ремонтников, они по тоннелю монорельса подберутся к шлюзу и разгерметизируют терминал. Вам, кстати, сильно повезло, что внешняя обшивка тоннеля не повреждена – вода унитары замедлила. Как же вы за майором-то не уследили… – сокрушенно добавил он.

– Глупая случайность, – вздохнул я. – Потом расскажу. Хотя чего зря трепаться, у вас же запись с камер наблюдения есть. Ладно, пойду осмотрюсь, может, живой кто остался. Конец связи.

На самом деле двигаться не хотелось, но сильно напрягала кровавая жижа, в которую я был погружен чуть ли не по пояс. УОДы очень грязная штука, еще хуже, чем древние «глейзеры». При попаданиях людей разносит в куски, отрывает конечности и раскалывает головы не хуже перезревших арбузов. Ничего не поделаешь – такова плата за максимальное останавливающее действие и сниженную пробивную способность. После перестрелки с участием большого количества бойцов закрытое помещение обычно превращалось в выездной филиал скотобойни – все залито кровью и повсюду ошметки тушек вперемешку с осколками стекла и кусками штукатурки. Нужны очень крепкие нервы, чтобы спокойно смотреть на такое. Я же, хоть и был закален подобными зрелищами, привыкнуть к ним никак не мог и каждый раз боролся с внезапными приступами тошноты – как правило, с переменным успехом. В такие моменты поневоле жалеешь, что ручные «бластеры» и иное энергетическое вооружение слишком маломощны и не пригодны для серьезного боя.