— На фига? — удивилась Мила.

— А на стенку в магазине повесим. И подпишем, что тварь расстреляна «пустышками» калибра четыре сорок пять с высокой эффективностью. Жаль, башку нельзя сохранить и тоже на стену… а, в любом случае башка порченая. — Одна пуля снесла всю левую сторону, вскрыв даже череп. Странно, что тварь после этого попадания еще прыгнуть сумела. А вот проточной воды они точно не любят, с гарантией, это я заметил.

— Я тут с тобой постою, — заключила Мила, перехватив свой карабин поудобней. — Присмотрю за тобой.

— Да я не против. Смотри вдоль ручья, «ред-дот» не выключай, и как что увидишь — долби в это на весь магазин. А мне теперь заново мыть все.

Я впустую обошел всю отмель, промывая лоток за лотком, пока не добрался до мелкой, по середину голени, протоки между ней и берегом. Зачерпнул еще один, вернулся на облюбованный валун и даже не домыл до конца, до чистого шлиха, когда увидел в темной массе нечто блестящее. Выхватил пальцами, промыл в воде, уронил себе на ладонь.

— Любимая…

— Что? — Мила обернулась.

— А вот что! — встал я и протянул ей самородок. — Держи. Самый первый. Пусть будет твой.

— Это что?

— Это золото. Взвесить только надо. Амулетик давай тебе сделаем из него.

И тут же Смирнов окликнул меня:

— Коля!

— Что? — обернулся я к нему.

— Тут есть золото! Уже в четвертой пробе есть. Все я правильно прикинул, понял? По ручью его гонит, жила там где-то, а тут все к отмели прибивает.

— Как ручей назовем? — Мила взяла самородок на ладонь и покатала пальцем.

— Милочка, ты и называй, — откликнулся Петрович. — Мы люди воспитанные, даме место уступаем.

— Тогда Золотой, как еще?

— Так и запишем, — прокомментировал Платон. — Вы это… учите мыть давайте. До темноты еще далеко.

— Сейчас, шлих еще промою, надо содержание прикинуть.

Но я даже так видел, что в лотке чешуйки золота есть. Тут оно оседает, а с той стороны отмели нагоняет более легкую породу. Но если отмель копать, то там точно найдется.