За окном сияло солнце и серебрился снег. Группа людей стояла возле высокой голубой ели, росшей неподалеку от главного входа. Возбужденно размахивая руками, люди что-то оживленно обсуждали. Я услышал только два слова: «Новый год».
В самом деле, скоро Новый год. И новые обитатели пансионата уже думали о том, как мы его будем встречать.
Я невольно улыбнулся, представив хоровод вокруг заснеженной елки. Я понятия не имел, как встречают Новый год. Хоровод вокруг елки – это было все, что я помнил об этом празднике. Для меня ведь это тоже был первый Новый год на свободе.
Я включил компьютер. И пока по экрану бежала информация о процессе загрузки, я подумал о том, чего никому не сказал. Ни Наутилину, Ни Чипизубову, ни Шаркову, ни Соломону. И, наверное, никогда никому не скажу. Мне известно, почему спин-протектор развернул беспрецедентную в наше время охоту на альтеров. Дело в том, что он сам был альтером.
Да, да, да – звучит дико. Но, тем не менее, так оно и есть. Он был альтером, абсолютно лишенным каких бы то ни было способностей. В его крови даже не вырабатывалась М-сыворотка, поэтому ни о каком присущем альтерам долголетии не могло быть и речи. Игра генов. Такое крайне редко, но все же случается.
Будущий спин-протектор в детстве был слабым, болезненным, крайне неуверенным в себе ребенком. Что же в таком случае делало его альтером? Жажда крови, периодически начинавшая сжигать его изнутри.
Подростком он не имел друзей, поскольку боялся, что они могут заподозрить в нем альтера. Он боялся собак, потому что они могли облаять его. Он боялся врачей, потому что они могли опознать его по результатам анализов. Он боялся всего и вся. Всю жизнь. До тех пор, пока однажды не понял, что для того, чтобы перестать бояться, нужно заставить других бояться себя.
С этого все началось. Карабкаясь вверх по карьерной лестнице, будущий спин-протектор не гнушался никакой работы. Он старался всячески услужить своим хозяевам. Оказалось, что у него все же была одна потрясающая способность, хотя и не связанная с генами альтера, – он умел понимать, что хочет от него начальник. И с готовностью бросался исполнять любую его прихоть. Когда это требовалось, он льстил, лебезил, лгал, оговаривал, пресмыкался. И не испытывал при этом ни малейших зазрений совести.
Будущего спин-протектора не любили. Да и за что его было любить? За подхалимаж и наушничество? Над ним смеялись. Его презирали. Но, вопреки всему, он продолжал подниматься вверх по карьерной лестнице. Не за счет своих личных способностей, а за счет того, что, как рыба-прилипала, цеплялся за своего хозяина, пока он уверенно шел в гору. Но, как только фортуна его покидала, будущий спин-протектор тут же находил себе другого. Дохлая акула – это уже не зубастый ужас, а шведский стол для придонной мелюзги.