Умка проплелся к трапу, под которым оставил Марсию. Она уже не вздрагивала, жизнь вытекла из нее и теперь медленно подсыхала, сворачиваясь, на досках настила. Сергеев сел рядом, положив на колени автомат. У него было всего несколько минут, чтобы попрощаться. Всего несколько минут. Но он успеет. Ведь прощание уже состоялось тогда, в Гаване, под тропическим ливнем, когда из-под окровавленной простыни вдруг выпала тонкая рука, и у Умки на миг остановилось сердце.
С синих индиговых небес на палубу лилось раскаленное африканское солнце. Орали чайки. Сергеев зажмурился. Все, что случилось – уже случилось, ничего не поправишь, ничего не изменишь, ничего не вернешь. Но остался вопрос, на который он так и не получил ответа.
– Еще один вопрос. – Сергеев понимал, что если его расчет оказался неверным, то придется импровизировать, а устраивать цирк на небольшом пятачке с двумя автоматчиками и начисто лишенной сентиментальности барышней с пистолетом, было развлечением сомнительной приятности. – Последний… Мне сказали, что у нас с тобой есть сын. Это так?
Она замерла с поднятым оружием, приоткрыла рот, потом передумала: пистолет, остановившийся было на полпути, продолжил свое движение. Опять остановился, уже нацеленный Михаилу в грудь. Их взгляды столкнулись. Она явно хотела, что-то сказать, но не успела.
Остался вопрос, на который не ответит никто и никогда.
Остался вопрос.
Эпилог
Эпилог
Когда Блинов показался на выходе из таможни, Вика отметила, что Владимир Анатольевич сильно похудел со времени их последней встречи. Он никогда не выглядел младше своих лет, но сейчас, может быть, из-за обвисшей после диеты кожи, может, из-за того, что жизнь вдалеке от событий политической жизни не была ему медом, казался минимум шестидесятилетним.
Но когда Плотникова увидела его глаза, то впечатление изменилось. Взгляд у Блинчика был лучше, чем несколько лет назад, и даже моложе, чем полтора года назад, когда он прилетал к ней на встречу в Токио.
Блинов шел без тележки, с одним небольшим чемоданом, который катил за ручку, и оказался одет просто и элегантно – в легком льняном костюме и плетеных туфлях в тон. Операция по подсадке волос, которую Блинчик провел несколько лет назад, ничего не дала. Плотникова имела счастье видеть результат – Владимир Анатольевич тогда походил на неравномерно выбритый киви. И с той поры бывший партийный бонза носил аккуратный парик «а-ля Кобзон», делающий его практически неузнаваемым для журналистов. Это, да плюс другая фамилия (ну, прям как у Березовского!) в паспорте, давало возможность Блинчику приезжать в Киев раз в пару лет без прессы и телекамер в аэропорту. И еще то, что за эти годы о Блинове основательно подзабыли. Слишком многое произошло. Партия, которую некогда возглавлял Владимир Анатольевич, ушла в небытие, не оставив о себе воспоминаний. Бывшие ее руководители давно сидели в других блоках, не на первых ролях, и даже в анкетах старались не упоминать о былом членстве в «партии власти».