Плотникова, с ее пятьюдесятью пятью килограммами на сто шестьдесят семь сантиметров роста, не проходила по «габариту», «приголубить» такие мощи он не возжелал бы даже из жалости.

Зато Лаврик и Усольцев, возглавлявший избирательный штаб Лысенко, да еще целая толпа народу, наряженного в оранжево-голубые цвета будущей партии власти, смотрели на Плотникову, как мышь на сало. Справедливости ради надо сказать, что Вике всегда нравилось, когда на нее так смотрят мужчины. Она любила подтверждать собственную неотразимость ежеминутно, искала очередные доказательства своей неотразимости и с легкостью их находила.

Сергеев отлично знал об этом ее качестве и научился не обращать внимания на пламенные взоры, в которых, словно подснежник под весенним солнцем, нежилась его возлюбленная.

Но тогда, когда она принадлежала только ему.

«Принадлежала? – подумал Сергеев с горьким сомнением. – Плотникова и „принадлежала“? Совершенно неверное слово. Глупость сморозил. Хотя хотелось бы, чего скрывать…»

Он действительно скучал по ней.

– Знаешь, Миша, – говорила Маринка, когда они вчера вечером сидели за угловым столиком в «Репризе» и пили зеленый чай с тростниковым сахаром, – я с мамой о тебе и говорить не пытаюсь. Она злится и молчит.

Маринка в свои неполные шестнадцать стала такой же красивой, как мать, ничем не напоминая того «гадкого утенка», который уселся на заднее сиденье сергеевской «тойоты» много лет назад. Она ходила, как Вика, говорила с ее интонациями, так же кусала нижнюю губу, когда терялась или злилась. Только не курила и, может быть, поэтому не переняла у мамы жест, которым та приглаживала бровь, не выпуская из пальцев гвоздичной сигареты.

У нынешней молодежи была такая «фенечка» – здоровый образ жизни. Поэтому, после того как Плотникова ушла от Сергеева, они с Маринкой втайне от матери встречались именно здесь, в некурящей «Репризе». Не то чтобы часто – пару раз в месяц. У Маринки были свои заботы, свой парень, своя любовь, своя жизнь. Но к Михаилу она была привязана и, несмотря на недовольство матери, находила для него время.

– Чего она так на тебя злится? У тебя что, появился кто-то?

– Пока нет, – ответил Сергеев. – Не появился. Но это ни при чем. Не потому она злится. Есть у меня кто-то или нет – ей, поверь, Мариша, давно плевать.

Маринка отхлебнула из чашки, смешно сморщила нос (чай был горячим) и сказала быстро:

– А женщины все равно злятся, нужен ты или не нужен! Она же собственница, знаешь? Ты думаешь – это навсегда?

– Что навсегда? – переспросил Сергеев. – То, что мы расстались?