– Так точно, товарищ куратор! – рявкнул класс в ответ.

– А теперь секрет, – сказал Мангуст без тени улыбки на лице. – Решение стратега все-таки зависит от того, какую информацию и в каком количестве вы ему дадите. Зависит от вашего ума, пронырливости, подготовленности, наглости, умения анализировать и только иногда от умения стрелять. Глупо думать, что те, кто играет «в поле», ни на что не влияют – влияют, еще и как. Но не на стратегию, не на глобальный план, а на его составляющие – на видение каждого участка проблемы. Когда вы исполняете приказ, не думайте – это вредно для работы и здоровья. Но до того как приказ отдан, вы должны быть образцами проницательности и системного мышления.

Он обнажил зубы в улыбке, медленно, как будто бы неспешно вынимал из тугих ножен шашку.

– И я здесь для того, чтобы научить вас еще и этому.

Склонившийся в поклоне официант плеснул в бокал немного красного вина, оставившего на сверкающих стеклянных стенках розовые следы.

Сергеев вынырнул из воспоминаний, как ныряльщик из морских глубин, с усилием преодолевая толщу прошедших лет.

Вино было терпким и теплым на вкус – от него пахло нездешним зноем, красноватой крошащейся землей виноградников и воздухом высокогорья. Даже представился кондор, парящий в ослепительно голубом небе, огромный, как учебный планер, шорох виноградных листьев, которыми играет пришедший с заснеженных вершин ветерок, и подол крестьянского платья, полный тяжелых, покрытых беловатой пыльцой гроздьев, налитых сиреневым соком. И нежный голос самодельной глиняной окарины…

Времена, страны, люди, потери. Все, что оставляло шрамы на теле. Все, что оставляло шрамы в душе.

Как просто было, наверное, Антивирусу-Касперскому взять его на крючок. Ведь результат разговора был заранее известен и он всего лишь проявил терпение. Кто просчитал все до слова, до жеста? Конторские психологи? Не исключено. Уж у кого-кого, а у них материала более чем достаточно. Сколько еще таких же уставших, мечтающих о покое отставников из Конторы потом хандрят и видят во сне горящие сухогрузы, порхающих среди лиан разноцветных колибри и мечутся по влажным от пота подушкам не в силах вдохнуть прозрачный, как хрусталь, вкусный воздух предгорий Кордильер? Они ждут шипящей адреналиновой струи, вскипающей в венах, как нарзанный источник, но ее все нет и нет и тянутся карамельно-приторные и липкие, словно растаявшая на солнце смола, дни. И они слагаются в унылые, похожие друг на друга оглушительно спокойные годы, в которых не случается ровным счетом ничего, кроме инфаркта или инсульта да обманутого ожидания.