– Август? Ты не сон?.. – Голос мой был глух, словно я выдавливал звуки куда-то вовнутрь себя.

«Нет времени!» – взвыло лицо лейтенанта, и он бросился доставать из шкафа первые попавшиеся брюки и пиджак. Я непонимающе воззрился на протянутую одежду и, словно спохватившись, начал одеваться. Август тем временем ушел на кухню и отыскал там бутылку с плещущимся на дне пивом.

– Опохмеляйся, – проронил он, бросая мне бутылку как кость собаке.

Я и набросился на нее как собака, опустошив содержимое с чавкающей жадностью.

– Полегчало? – справился лейтенант, потушив все свечи, кроме одной. – За мной.

Полегчало только на втором этаже. Я неуверенно перестал опираться на его плечо и к автомобилю подошел уже самостоятельно. Но залезть внутрь без посторонней помощи все же не сумел.

– Сны вернулись, дружище, – сообщил я, когда Август запустил двигатель.

Лейтенант на секунду застыл в оцепенении. Взглянув на еще не до конца очнувшегося меня, свернул на противоположную полосу и проговорил ровным голосом:

– Давно они у тебя?

– Со времени последнего расследования, – шмыгнул я носом. Он передернул плечами и нажал на газ.

Август знал все – мои сны, их чудесные свойства и то, какой ценой они мне обходились. Он был единственным другом, еще с детства. Наши семьи вместе переехали в Город…

– Насчет твоего последнего расследования, – пробормотал Август, не зная, как продолжить.

– Все знаю. Видел во сне, вчера. Алкоголь… перестал помогать, – объяснил я после короткой заминки.

Лейтенант скосил взгляд в мою сторону, однако промолчал. Его мозг отяжелел от непрошеных воспоминаний: широкий кабинет с аляповатыми картинками на стенах, приоткрытое окно, из которого льется беззаботный солнечный свет, и психолог, который талдычит, что я не в себе, и верить моим россказням нельзя. Пытка повторяется час за часом, день за днем, с амплитудой забиваемой сваи. Наконец Август не верит даже самому себе – ведь я всегда предоставлял доказательства своих видений…

«Хватит! – оборвал он себя. – Не следует потворствовать фантазиям больного человека, а то сделаю ему хуже… Черт, и почему мне кажется, что это не мои слова?!»

Я вздрогнул и окончательно проснулся. Чужие мысли всегда действовали на мою голову как добрый удар кувалдой.

2

…Изучая дневник английского иезуита Хьюго Блэкмора, который в XVII веке вел миссионерскую деятельность в племени индейцев-круутхи, я натолкнулся на любопытную запись. Ночью 22 марта 1648 года Хьюго не мог уснуть. Проворочавшись часа четыре кряду, он вышел из своего вигвама, чтобы остудить голову свежим воздухом. Миссионер отметил, что в небе висел тончайший серп стареющей луны. Внезапно Хьюго обдал холодящий кости ветерок, и каждая клетка его существа почувствовала на себе пристальный взгляд. Он в тревоге озирался по сторонам, и вдруг каким-то образом осознал, что тьма в ближайших кустах колыхнулась. Сами же кусты оставались недвижимыми. Видение исчезло так же быстро, как возникло, но миссионера до самой смерти преследовал этот взгляд – концентрированная пустота, что неведомым образом отгрызла кусочек его души…