Гиберт дико захрипел, пытаясь глотнуть воздуха, но у него не получалось. Сквозь раскрытый рот упыря Ильнур даже смог разглядеть одного из жучков, плотно уцепившегося лапками в нежную плоть горла.
— Знай наших… — Ильнур вытащил из плаща свою трубку, набитую отборнейшим турецким табаком. Кончик ее был заточен и оббит тонкой металлической пластинкой. — Ты — нелюдь, и смерть твоя будет не людская!!
— Как знать! — прохрипел Гиберт, выталкивая слова с остатками воздуха. Его лицо посерело, а кожа вокруг глаз стала совсем черной, словно зрачки провалились внутрь черепа. — Как знать!
— Что ты имеешь в виду?!..
— Что имею, то…
Дверь за спиной Ильнура распахнулась столь неожиданно, что все вокруг замерли.
Старик обернулся, разглядывая, что происходит, и дыхание у него перехватило. Гиберт хрипло засмеялся сквозь кашель и неожиданно выплюнул жучков на простынь.
Фиида залепетала что-то на непонятном языке, выпуская труп упыря из окровавленных рук. Алаида тоже замерла с клинком наперевес.
А Ильнур вдруг понял, что не может пошевелиться.
Личины слетели с них в одно мгновение, растворившись бесплотными облачками пара! Смех Гиберта затих. Наверное, он увидел Фииду в ее истинном обличье.
На пороге стоял Упырь. Тот самый, которого видел Ильнур несколько раз в жизни, еще на уроках Учителей, рассказывавших о его истинном облике. Ильнур узнал Упыря. Как и фигурку, скрючившуюся за его спиной.
«Надо же было так проколоться! — с сожалением подумал Ильнур. — А кто же тогда в доме Аиши?»
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ За окнами повозки…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
За окнами повозки…
За окнами повозки темнело. Где-то вдалеке радостно урчал гром в предвкушении скорого дождя.
Повозка шла медленно. С наступлением сумерек пробираться по городу стало еще труднее. Повсюду возводили баррикады, бегали военные, устанавливали катапульты и тащили к городским стенам тяжелое вооружение. Ходили слухи, что русичи уже подошли к лесу, который находился в семи километрах от города, и намереваются атаковать Назарад глубокой ночью или же ранним утром.
Не было слышно криков ночного смотрителя и его колотушки. Обычный люд попрятался по домам, подвалам и чердакам, точил ножи и заряжал ружья, молился своим богам и надеялся, что их минет чаша скорби. Сквозь плотно закрытые ставни в домах редко пробивался слабый свет.
Возница мерз. Ему было всего шестнадцать, он был молод и неопытен, поэтому-то и не захватил с собой из дома тулуп, когда утром увидел в окнах солнце. Сейчас же заметно похолодало, и у него зуб на зуб не попадал. Какое уж тут управление повозкой? Лошади, повинуясь приказам, еле плелись по колдобинам, нещадно тряся пассажиров.