Потому что Галактика принадлежит Нам!

* * *

Тимур видел странные сны. Они словно приходили к нему из некой параллельной реальности, о существовании которой он прежде не подозревал. В этих снах в нем не оставалось человеческого, он был частью безликого, не имеющего формы и названия существа, покорившего сотни обитаемых миров. Вернее, поразившего сотни миров, подобно тому, как прожорливый червь поражает плодовый сад.

Или это были не его сны? Они в самом деле принадлежали тому непостижимому существу с единым разумом и разделенной на миллиарды особей плотью, а ему дозволили заглянуть в них одним глазком? Не важно. Главное, сны невозможно было забыть, и, увидев их, он не мог остаться прежним, не мог продолжать быть Тимуром Коршуновым.

Или мог?

* * *

Тимур проснулся, потому что понял – пора. Оказывается, глаза его были открыты. За время сна зрение приспособилось к почти полному мраку пещеры, Коршунов видел стены, низкий свод, груду звериных шкур на полу. Лицо Росянки с бездонными зрачками глаз.

Девушка сидела, положив его голову себе на колени. Длинные тонкие пальцы ее бережно касались его лба.

– Не отвечай ни на чьи вопросы. Даже мысленно, – предупредила она.

Коршунов с удивлением понял, что губы девушки не шевелятся, но голос ее он слышал – у себя в голове. Он хотел было переспросить, но пальцы девушки властно легли ему на губы: занавесь, намертво заклеивающая вход в пещеру, дрогнула, скользнула на пол. В узкую щель лаза протиснулись четверо. Старейшины.

– Разумный готов к Разделению? – Сколопендра пользовался телепатическим языком, но Тимур теперь слышал его прекрасно.

– Да, – ответила Росянка. – Я вложила в его голову истинную память, его тело готово к перерождению.

– Тогда буди его!

Пальцы Росянки легонько ударили Коршунова по щеке.

– Просыпайся! – приказала она теперь уже вслух.

Тимур послушно открыл глаза. Открыл глаза?! Выходит, прежде он смотрел на мир вокруг сквозь веки? Сквозь веки видно было куда лучше, мрак в пещере впрямь был почти абсолютный. Если бы не светящиеся гнилушки на посохах Старейшин, он бы не различил ни зги.

– Вставай! Пришло время последнего Обряда! – приказал Осьминог, подступив к самому ложу. – Ты хотел знать о нас все – ты узнаешь!

Коршунов поднялся на ноги и пошатнулся невольно. Голова изрядно кружилась, перед глазами плыли обрывки чужого сна, в голове роились слова-образы языка, никогда не имевшего ни фонетики, ни грамматики. С ним явно что-то сделали, что-то нехорошее.