— Как у тебя дела? Каково тебе живется без ежечасного планирования? Ты хоть немножко отдохнула? Или еще больше волнуешься? — Он не смотрел на нее, боясь того, что сможет прочесть в ее глазах.
— Я впервые не могу предусмотреть следующий ход, — в ее голосе не слышалось никаких эмоций. — В операции с Толстяком у меня была информация, с которой можно работать. О, конечно, я, напряженная, напуганная до смерти, боялась сделать ошибку, неверно оценить ситуацию. Но сейчас? Не знаю, Виктор. Не знаю, чего ожидать, как строить планы в деле, в котором у меня совершенно нет опыта.
Он исподтишка взглянул на нее, заметив, как заструились се волосы, когда пальцы машинально стали перебирать их. У нее было встревоженное лицо.
— Всему свое время.
Она глубоко вздохнула.
— Может быть. Я чувствую, что иду по темному переулку с завязанными глазами. Пока я могу дотрагиваться до стен, я знаю, куда идти дальше. А повсюду затаилась опасность. Шныряют воры и разбойники, а я не могу их увидеть Где они? Над головой? Или за мусорным баком? Вернуться назад нельзя. Я могу только красться вперед и со страхом ждать, чем же все это закончится.
Он прикусил язык, удерживая слова, рвущиеся из горла. Почему он не может рассказать ей? Темный переулок? Да, очень точно.
— Я могу чем-нибудь помочь?
Вернулась та же смущенная улыбка.
— Ты что, можешь видеть будущее?
Он покачал головой:
— Нет, но если бы я мог…
— Тебе надо приглядывать за Габания. Мэрфи говорит, что он все еще не справился со своими проблемами.
Виктор вздохнул.
— Я поговорю с Микой, — пообещал он. Вспомнил: «Знаешь, женщины прячутся там, чтобы не быть изнасилованными». — Паша, разве ты…
— Что? Ты что-то сказал? Кто этот Паша?
— Мой… брат. — Виктор допил виски и встал. Сердце его билось как сумасшедшее, кровь пульсировала в венах, словно могучий поршень подталкивал ее. — Я уже и так тебя задержал. Спасибо тебе, Шейла. Первым делом я повидаюсь с Габания и постараюсь убедиться в том, что он верно понимает свой долг.