Он видел, что ее гибкий ум парализован горем. Она стояла на возвышении, охваченная ужасом и отчаянием, ее лицо становилось все бледней и бледней.

О черт! Она собирается потерять сознание! Мэрфи зашагал к ней, печатая шаг, изо всех сил стараясь казаться образцовым солдатом, зашагал, не сводя с нее глаз. Он отдал ей честь.

— Лейтенант Мэрфи докладывает, мэм! — Он слышал, как его голос эхом прокатывается по тихому залу, он говорил, вкладывая в свои интонации столько силы, сколько потребовалось бы ей, чтобы прийти в себя. — Как вы посмотрите на то, чтобы освободиться от делегации землян? — Переведя дыхание, он прибавил едва слышно: — Ну давай, Шейла, не бросай нас!

Ее глаза прояснились, и она, чуть вздрогнув, кивнула.

— Расселите их в персональных комнатах, лейтенант. Отвечайте на вызовы только после моего приказа. — Ее голос звучал мягко, слабо, она с трудом держалась на ногах.

— Отряд Призраков, выполняйте приказ! — рявкнул Мэрфи, выпрямляя спину.

Когда Шейла повернулась, чтобы уйти из зала, он снова щелкнул каблуками, отдавая салют. За ней, щелкая и громыхая, двинулся Еетак, дребезжащим бормотанием выражая свое презрение.

Мэрфи нахмурился, развернулся и взобрался на возвышение. Он широко расставил ноги, заложил руки за спину и начал говорить:

— Капрал Неделин, вам присваивается звание старшего лейтенанта, потом мы утвердим это повышение. С капралом Оганским и Москвиным вы займетесь дипломатами, поселите их со всеми удобствами в казармах. Их надо разместить согласно приказу майора. Если они будут выказывать признаки неподчинения, делайте все, что покажется вам необходимым для обеспечения безопасности корабля. Можете применять силу. — Черт побери! Что я упустил? Что-то важное! — Все понятно?

— Да, сэр! — Неделин откозырял.

По-военному четко аудиторию очистили от дипломатов.

— Надо позаботиться о телах. Майора Стукалова похоронить на родине, — сказал Мэрфи. — Что касается Габания… о нем тоже надо позаботиться. Остальные расходитесь по своим постам. Да, и не тревожьте майора Данбер, мне кажется, ей нужно время привести себя в чувство.

Они закивали, и его наполнило странное чувство гордости. Черт побери, они не потеряли ни одного человека, пока не вернулись домой, пока тупоголовые политиканы не начали пудрить мозги. Все они знали, что нужно делать. Эти смерти не превратили их в диких зверей, даже сам он не испытывал ярости. Побывав среди звезд, они слишком далеко ушли от всей этой ерунды. Перед ними просто был их мир — и дурной и хороший. Добрый и злой, белый и черный.