— Ты будешь называть меня Овероном, или я откачаю кислород из комнат дипломатов. — Клякса пошевелил своими манипуляторами.
— Нет, — ступая вперед, сказал Мэрфи, — ты не сделаешь этого, Клякса, маленький мошенник!
— Отойди! Когда я открою дверь, ты выйдешь! И будешь называть меня Овероном! Я знаю, тебе хватит ума, чтобы понять это сразу же! Иди! Ты и твой отряд Призраков многому научили меня! Теперь твой народ — мой
Мэрфи кивнул, сердце его забилось быстрее.
— Ты не посмеешь и дернуться, Клякса! Ты не посмеешь и пальцем тронуть никого из нас! Ты забыл об одной вещи! Я здесь, с тобой.
Не прошло и секунды, как смертоносное лезвие его десантного ножа уперлось в мягкий бок Кляксы. Маленький круглый пришелец жалобно запищал и начал сдуваться, стараясь не отнимать дрожащих манипуляторов от пульта.
—
Мэрфи сглотнул, во рту у него пересохло.
— У нас на Земле для этого есть свое название, маленький негодник. Мы называем это мексиканским синдромом. Итак, ты подключаешь нулевую сингулярность, ты уничтожаешь мой мир, но в то же время и сам погибаешь, Клякса! Парень, клянусь тебе, это так! Я разорву тебя на куски! У тебя не будет ни малейшего шанса выжить!
— Давай, пусть будет мексиканский синдром! — засвистел Клякса, бока его еще больше опали. — Я не боюсь! Не боюсь, не боюсь,
— Послушай, если мы убьем друг друга, победителя не будет! Сколько еще лет у тебя впереди? Разве Ахимса не бессмертны? Что хорошего, если ты здесь помрешь? — Он слышал собственные мольбы. — Давай договоримся. О Земле мы уже позаботились. Большинство с нами согласно. Какой смысл делать это?
— Людям нельзя доверять, Мэрфи. Они странное дерьмо, ты знаешь, — пропищал Клякса, подражая ему. Его бока еще больше провисли. Волнение его возрастало, и оболочка начала покрываться шишками. Писклявый голос слабел. — Толстяк совершил ошибку, когда пришел сюда. Нельзя было нарушать запрет. Или люди войдут в космос на моих условиях — или они умрут здесь. — Клякса продолжал медленно сдуваться. — Все мы умрем здесь… распадемся на клетки, растворимся… растворимся…