Со всеми потерями, со всеми сбоями, с многочисленными провалами в работе – эти самые «остатки ВВКО» не просто не дали вражеской авиации действовать привычно безнаказанно. От одиннадцати бригад ВВКО, с которыми Россия встретила войну, уже к июню осталось пять, из них две были вынужденно перевооружены расконсервированной старой техникой. Плюс действовали еще несколько отдельных батарей. Этого было отчаянно мало – и тем более удивительным являлось то, что к началу августа все они вместе если не гарантировали, то по крайней мере довольно надежно обеспечили «чистое небо» на сотни километров от линии фронта. Пунктирной, вовсе не проведенной траншеями по земле. Чего это стоило – спросите у тысяч погибших и искалеченных бойцов. И у тысяч выживших и научившихся драться так, что…

К сегодняшнему дню это конкретное достижение было неоспоримым: считавшаяся всемогущей авиация НАТО реально умылась кровью. Даже оснащенные самыми последними модификациями «Боевых Соколов» и «Орлов»[36] эскадрильи уже не демонстрировали исходную агрессивность и чаще занимались прикрытием уязвимых ударных машин, чем «свободной охотой» в глубине территории, сохраняемой русскими за собой. От туч А-10 и «Торнадо» в русском небе осталось уже совсем немного. И можно было только гадать: оказался в результате совместный вклад зенитчиков и драгоценных истребительных эскадрилий большим или меньшим для агрессора, чем вклад собственно «технической составляющей». Дефектов конструкции, выявляющихся только при тяжелой эксплуатации в далеких от идеала условиях. Поломок, сбоев техники и усталости людей, нехватки запчастей к железу и сменных блоков к электронным системам. То есть в совокупности именно того, что стало яркой и очевидной причиной быстрого стачивания «Еврофайтеров», они же «Тайфуны». Исчезнувших из русского неба уже полностью и давно, причем именно в результате небоевых потерь и почти тотальной утери боеготовности уцелевшими. В отличие от этого мертворожденного творения объединенного европейского творческого авиаконструкторского гения, А-10 и «Торнадо» были надежными, хорошими машинами, и их у врага имелось очень и очень много. Однако основная доля боевых потерь вражеской авиации приходилась именно на эти типы. И через несколько месяцев боев тактика использования уцелевших к этому времени ударных самолетов резко изменилась. Вместе с эффективностью.

Наконец, вражеские боевые вертолеты, так много сделавшие для успеха агрессора на первом этапе войны, теперь очень редко появлялись над полем боя. Становившегося все более и более «горячим» по мере того, как русские вводили в строй все больше бронированных боевых машин и артиллерийских систем. Выведенных из консервации, доведенных хоть до какой-то степени оснащения электроникой и – что главное – освоенных экипажами. Генерал помнил, что в начале этой войны вражеские вертолеты над Дальним Востоком пилотировали отлично подготовленные, агрессивные пилоты. Теперь на каждого такого приходилось по крайней мере по одному новичку. Русским вертолетчикам тоже приходилось не сладко: на старые «Крокодилы» (они же «Полосатые») и новые «Акулы» и «Крысы» тоже сажали ветеранов Афганистана и Чечни вперемешку с зелеными сопляками, понятия не имеющими о тактике и теории. Но по всем прикидкам выходило, что наши живут больше вылетов. Как ни считай – больше. Это было непривычно и даже немного странно.