«Росио, – писал он, – приветствую!
Росио,
приветствую!
За последний год я написал столько рапортов герцогу Ноймаринену и писем родным и не слишком, что проникся к этому делу почти отвращением. К счастью, ты – это ты, и лишнего тебе не надо, тем паче Ор-Гаролис, потеря нашего берега Хербсте и Мельников Луг по нынешним временам не важнее замыслов Сильвестра. Про меня, Гаунау и гаунау тебе расскажет Уилер, а про отлов ядовитой сволочи ты сам его расспросишь во ВСЕХ подробностях, коих немало. Прочее более или менее терпит до времени, когда у ряда достойных людей появится шанс вновь запить вино за неимением тюрегвизе можжевеловой, а можжевеловую – пивом, о чем тебе опять-таки поведает Уилер. На мой взгляд, прошлый раз не хватало кэналлийского, а чего не хватит теперь, пока неведомо. Возможно, что и ничего.
За последний год я написал столько рапортов герцогу Ноймаринену и писем родным и не слишком, что проникся к этому делу почти отвращением. К счастью, ты – это ты, и лишнего тебе не надо, тем паче Ор-Гаролис, потеря нашего берега Хербсте и Мельников Луг по нынешним временам не важнее замыслов Сильвестра. Про меня, Гаунау и гаунау тебе расскажет Уилер, а про отлов ядовитой сволочи ты сам его расспросишь во ВСЕХ подробностях, коих немало. Прочее более или менее терпит до времени, когда у ряда достойных людей появится шанс вновь запить вино за неимением тюрегвизе можжевеловой, а можжевеловую – пивом, о чем тебе опять-таки поведает Уилер. На мой взгляд, прошлый раз не хватало кэналлийского, а чего не хватит теперь, пока неведомо. Возможно, что и ничего.
Сейчас я слушаю тишину и от нечего делать размышляю о Шаре Судеб. Отчего-то я его представляю в виде сорвавшейся корабельной пушки, которую при желании и сноровке можно унять, и для этого отнюдь не нужно быть покойным Вейзелем. Скорее уж, наоборот, ибо душа артиллериста стремится спасать орудие, а не корабль.
Сейчас я слушаю тишину и от нечего делать размышляю о Шаре Судеб. Отчего-то я его представляю в виде сорвавшейся корабельной пушки, которую при желании и сноровке можно унять, и для этого отнюдь не нужно быть покойным Вейзелем. Скорее уж, наоборот, ибо душа артиллериста стремится спасать орудие, а не корабль.
О том, что Вейзель погиб, тебе говорю я; ты мне тоже, надеюсь, сказал бы о смерти Бертрама или же своей. Последнее, как оказалось, не столь уж и трудно. Вейзель, кстати, умер с твоим именем на устах, а Марианна просто умерла, жутко расстроив мать. Если тебе попадется Иноходец, гони его на барьеры, иначе ему не выжить. Так считает мать, которая, дождавшись Арно с Каном, принялась ждать тебя, в чем ей помогает небезызвестная госпожа Арамона. Братца во время бури, о которой как-нибудь расскажет не Уилер, спас Кан, то есть по большому счету – ты. Заслуживают упоминания и следы подков других отпрысков хромца Роньяски. Серый – редкая все-таки для мориска масть, – оказался еще резвей, чем думалось, а Грато пришлось проводить еще одного полубрата в Дриксен. Здесь я тебя обогнал: ты подарил коня всего лишь офицеру, чью лошадь из лучших побуждений пристрелил. От того, сколь успешно будет брать препятствия новый хозяин Коро, зависит, сколько их (препятствий) останется нашим коням, а я, как ты знаешь, не склонен их загонять – лошади, как и женщины, созданы не для этого, а для счастья, своего и нашего.