– Знай Савиньяк про дыру, я бы им восхитился, – рассеянно откликнулся Ворон, – но вы с папенькой слишком хорошо замели следы. Ли только и нужно было, что поставить себя на место меня. Живого и забравшегося на юг.

2

2

Проступившие сквозь метель лохматые деревья заставили сердце бешено заколотиться. Это была Лаик! Лаик, где Ро Эпинэ провел полгода, неделю и еще полдня. Унар, не думавший ни о чем, кроме будущих войн и подвигов. Мятежник поневоле, ставший Первым маршалом неизвестно чего. Лжепроэмперадор, привезший в заброшенное поместье одноглазого офицера и дюжину солдат…

Проэмперадор с маршалом благополучно издохли, а вот унар воскрес, одновременно став отчаявшимся стариком.

– Спокойно, Эпинэ! – прикрикнул возникший сбоку Алва. Дракко ничего против бывшей школы оруженосцев не имел, но кэналлиец взял полумориска под уздцы. – Это просто Лаик.

– Спасибо, – хрипло поблагодарил Робер.

– Пустое. Некоторые места прямо-таки созданы, чтобы будить воспоминания, а конец детства в память врезается намертво. Меня здешние коряги тоже берут за горло, а ведь я был постарше большинства унаров.

– Я слышал. Ваша мать заболела…

– Мать не стала бы меня удерживать. Если бы отец вдруг ее спросил… Дело было в другом – я не успевал привыкнуть к отравам. Отцу требовался еще год, и он добился отсрочки, хотя мать в самом деле умерла.

– Жозина… Моя мать умерла, когда я вернулся в Талиг.

– Арлетта говорила… – Алва отпустил Дракко и внезапно сгреб плечо Робера. – Помните Моро?

– Рокэ!

– Наша память – такой же мориск. Поладишь – вынесет из любой западни, нет – убьет или, того хуже, бросит на дороге с перебитым хребтом.

Мориск памяти… А ведь он его видел! Золотого жеребца, мчащегося к недостижимому сквозь грозу. Или сквозь прошлое? Эпинэ вгляделся в искореженные веками и ветрами стволы, что помнили еще не святого Фабиана и еще не мертвых братьев.

– Почему Лаик? – с какой-то растерянностью спросил он. – Почему унаров загоняли именно сюда?

– Вам здесь не нравилось?

– Не помню… Странно, что сюда не лезут «бесноватые».

– Зато удобно.

У приоткрытых ворот торчала пара адуанов и пара «фульгатов». Люди Савиньяка и варастийцы пока не решили, нравятся они друг другу или нет, вот и выказывали бдительность и молодечество.