— Может быть, Фарлаф или Свивельд убьют тебя раньше, если золото окажется выдумкой.

Зловеще улыбнулся кудесник:

— Тебе проще. Ты викинг. Тебя никто не ждёт на костровище. Ты ограбишь сирийцев или иудеев или захватишь рабов. Ты знаешь, как найти проводника, чтоб пройти заставы Фризии или Ломбаргии. Облившись мухоморного отвара, твои берсерки сокрушат любое королевство, если рахдонит откроет ночью ворота. Погляди на Стовова. Если он вернётся без золота в Тёмную Землю, Чагода, и Водополк, и Ятвяга насмеются над ним. Все насмеются. И руги, и дедичи его. Позор. Что он отдаст за потерянные ладьи, за убитых и калечных полтесков, бурундеев? Возьмёт три дани со стреблян и черемиси? Отдадут они три дани? Помогут ему их усмирять Ятвяга и Чагода или заберут всё своё и поделят? А сгинет он со старшей дружиной, в диких горах, сможет Бела удержать Каменную Ладогу хоть два лета? Он поверил мне. Стовов, победитель стреблян, именем которого руги пугают детей своих. Он имеет первое право убить меня, конунг.

— Я не хотел обидеть тебя, Рагдай. Хотя ты всегда безнаказанно оскорбляешь нас, — зло сказал Вишена. — Но, клянусь коварством Хильдклекк… — Он ткнул пальцем себе за спину. — Там. Там…

— Грудь всё таки тебе давит. — Кудесник отвёл взгляд от Вишены, потёр лоб.

— Слушай, конунг. Что скажу, не говори никому. Эйнар пусть уйдёт.

— Это ловушка, — дёрнулся Эйнар, закрутил головой, словно искал выход из горящего леса. — Почему?

— Что ты такое говоришь, Эйнар? — с сожалением вздохнул Рагдай. — Ловушка. Зачем предавать? Вы все помешались умом от этого золота! Когда я устану от вашего безумия, я просто уйду сквозь горы.

— Ты уже стал далёким от нас, кудесник, клянусь оком Хеймдалля, — медленно произнёс Вишена. — Почти никто не верит тебе. Скрываешься за кудесами.

— Тогда почему ты не уйдёшь, конунг? — спокойно спросил Рагдай.

— Он нарочно злит нас, Вишена, клянусь мраком Хеля! — Эйнар оскалился.

Затрубил рог. Вишена оглянулся. Стреблян больше не было. Только пыль и блёстки разорванной паутины на ветру. За валуном что то заплескалось, пискнуло.

— Крыса, — сказал Креп.

Вишена покосился на дрогнувшую осоку у подножия камня: бусины глаз, облезлая крысиная морда.

— Иди, Эйнар, скажи Фарлафу, чтоб соли Семику не давал. Пусть у франконов теперь берёт. Самим нет.

— Он нарочно это делает… Коварный, как цверг… — Эйнар развернулся и зашагал вдоль ручья по землянике, по костям, по углям костровища.

Унялся дятел. Затихла кукушка. Сыпля кусочками коры со ствола на траву, молниями пронеслись две белки. Крыса бесшумно исчезла. Шум ручья постепенно размыл топот копыт стреблянских лошадей. Слышалась флейта Бирга. Пахло жареным мясом и дымом.