Светлый фон
что-то сделать

- ...а бестолочь осталась бы? - гыгыкнул Хич. - Всё, всё, больше не шучу на эту тему. Давай лучше подумаем над ломом седьмого уровня. Местные хакеры крутили его так и эдак, да все пока без толку... Эх, сюда бы мою пиринговую сетку, да с примочками, да еще квантовый проц, а то мой терминал, конечно, крутой, но эта задачка ему не по зубам.

- Размечтался. Так тебе и выделили мощность квантовика на лом игры.

- Так ведь это кому больше всего надо? Кажется, им. Вот пусть и выделяют мощности.

- Выделят, выделят, если хорошо попросите и обоснуете, - дверь бесшумно въехала в стенку, и в "рабочую комнату" пожаловал малознакомый джентльмен, говоривший по-английски с акцентом. Вместе с ним явилась Вера - непривычно весёлая, одетая не в неизменный спортивный костюм, а в лёгкие летние брючки и тонкую блузку. Короткая шевелюра, обычно являвшая собой картину "Похмельное утро на Лысой горе", была тщательно расчёсана и уложена. Словом, загляденье.

- Ваши слова, да как тут у русских говорят, а, - Богу в уши, - хмыкнул Хич, удивленно рассматривая столь разительные перемены. Затем всё же обратил внимание и на выразившего поддержку его пожеланиям джентльмена. - Я вас где-то видел, мистер.

- Я здесь работаю, - незнакомец подтвердил подозрения Хича. - Правда, не по вашему профилю. Просто проводил Веру.

- Ага, - Хич хитро подмигнул - мол, мы в курсе, как вы "просто проводили".

- Что - "ага"? - встрепенулась Верка, весело блеснув глазами. - Гляди мне, салабон нью-йоркский, ещё придёшь в спортзал, там тебе будет "ага" по полной программе.

Ли тихонечко хихикнул: он был свидетелем единственной и неудачной попытки Хича посоревноваться на татами с Верой. Которая тогда сразу же показала, "ху из ху".

- Ладно тебе, - Хич тоже это вспомнил, и решил перевести разговор на другие рельсы. - Присоединяйся, седьмой уровень хакаем.

Вера рассмеялась и, чмокнув Антона в щёку - тот только улыбнулся - заняла место за своим терминалом.

Это было счастьем - проснуться, и видеть глаза любимой девушки. Антон и раньше не жил монахом, но так на него не смотрела ещё ни одна подруга. А ведь пару лет назад у него с Алиной чуть было до ЗАГСа не дошло... Сейчас же казалось, что это было уже целую вечность назад. Прозрачно-серые, с тёмным ободком, глаза Веры были как два озера в пасмурный, но тихий осенний день. Только отражали не хмурое небо, а печаль. Как он ни убеждал её, Вера ждала беды. Видимо, слишком хорошо знала повадки "Волчицы". "Мне приснился сон, - сказала она сегодня утром, когда он любовался её глазами. - Первый сон за два года... Закат на Днепре. Мы с тобой гуляем по острову, около церкви. Потом спускаемся вниз, к воде. А вода гладкая-прегладкая, сам знаешь, так очень редко бывает. И - золотая от солнечных лучей..." Он даже удивился, сколько тепла было в её словах. Того едва уловимого утреннего тепла, каждую крупицу которого так хочется сохранить, когда в спину ещё дышит ночь, но уже встало солнце... Вера всё прекрасно видела и понимала. Улыбнулась, погладила его по щеке, уже требовавшей бритвы. И тогда Антон понял, насколько беден и убог любой, даже самый литературный из языков мира, когда требовалось описать вот это их маленькое счастье. У него попросту не нашлось ни одного слова, чтобы выразить его. Он только обнял Веру, будто собираясь защищать любимую от всего мира.