Первым делом после пробуждения Теор запустил указательный палец в рот и при помощи острого
Теор сам сделал это ожерелье и регулярно пополнял его новыми трофеями. Здесь были собраны лишь зубы тех, кого Теор одолел в бою лицом к лицу: людей, орков, гномов, троллей, огров, волков, медведей… даже настоящего взрослого упыря. Не было лишь эльфийских. Ни одного, хотя Теор на своем веку прикончил немало древесных остроухов. Проблема заключалась в том, что зубы эльфов были хрупкими и крошились, попробуй кто-нибудь проделать в них дырку, чтобы вдеть их в свое счастливое ожерелье.
Теор посмотрел в угол шатра, где цепью к столбу была прикована девушка. Она обнажена. И до неприличия худощава. Ее голова опущена так, что подбородок упирался в ключицу. По худым плечам рассыпаны волосы темно-зеленого цвета. Девушка была без сознания.
Теор окинул ее оценивающим взглядом, особенно задержавшись на груди, которая у девушки была настолько плоской, словно принадлежала не женщине, а людскому мальчишке-подростку.
Теор сплюнул себе под ноги.
Девушка не нравилась Теору. Слишком худощава, как ходячий труп. Другое дело – гномихи. Хоть и низкорослые, зато при мясце и аппетитных формах.
Девушка была эльфийкой. Точнее, дриадой. Ему подарила ее вчера вечером странная гостья хана Гош-Торшага, закутанная в черный балахон и с мордой, словно у птицы. Подарила вместе с цепью, которой Теор и приковал дриаду к столбу.
Теперь же Теор не знал, что делать с ней. Конечно, ему нравилось насиловать женщин, избивать их, а иногда и резать на куски. Но сейчас, когда близится битва, на это не было времени. А что до насилия, то худосочная дриада не возбуждала его. Скорее даже наоборот, лишь вызывала отвращение.
Полог шатра приоткрылся, и Теор невольно зажмурился от солнечного света, который теперь без преград заполнил собой едва ли не весь шатер. В образовавшемся проеме показался гоблин.