Светлый фон

Рожер ожидал, что Аманвах осадит его за надменность. Но она чуть поклонилась – больше, чем он когда-либо видел от нее по отношению к простому воину.

– Ты говоришь мудро, дозорный, и мы слышим.

Колив склонился вновь:

– Я живу, чтобы служить, святая дочь.

 

 

Закрывшись у себя, Лиша разбирала загромоздившие стол бумаги. Снаружи Уонда отваживала посетителей – даже Джизелл и Дарси. Лиша была не в настроении с кем-либо видеться.

Послышался отчетливый стук Уонды, и Лиша вздохнула, гадая, кого же та сочла настолько важным, чтобы впустить.

– Входи, дорогуша.

Уонда сунулась в дверь:

– Простите, госпожа…

Лиша не оторвалась от бумаг, водя пером, по мере того как помечала, подписывала и снабжала текст комментариями.

– Уонда, мне некогда – разве что кто-нибудь умирает. Договорись о приеме.

– Да, но я как раз о нем, – сказала Уонда. – Вы просили позвать вас на закате. Собирались проверить вечером меченых детей.

– Не может быть, чтобы уже сумерки… – начала Лиша, но посмотрела в окно на темневшее небо и убедилась, что так и есть. Да и в кабинете успело стемнеть, и она, сама того не сознавая, напрягала глаза.

Лиша взглянула на едва тронутую стопку бумаг и подавила желание расплакаться. С приближением солнцестояния сумерки наступали все раньше, делая ее задачи все менее выполнимыми. Ночь была злом, сокрушавшим ее. В летнее новолуние они едва не погибли. Жители Лощины гибли ежеминутно, и все графство держалось на передышках, которые предоставлял рассвет, – с его наступлением укреплялись заново. Что их ждет, если князья подземников вернутся, когда тьма будет длиться в полтора раза дольше, а дневного света хватит на жалкие часы?

 

 

– А Стела завалила лесного демона! – рассказывала Уонда, пока карета Лиши катила домой. Раньше они пешком шли милю от дома до лечебницы, но теперь Лише не давали прохода. Слишком много доброжелателей, просителей и советчиков.

– Создатель, вы бы это видели! – продолжала Уонда. – Отродье мечется и пинается, так что впору надвое развалиться, а сзади Стела, спокойная как бревно, – ждет своего часа. Сломала ему хребет, когда нащупала.