– Чем могу быть полезна, госпожа? – спросила Мелни, оставшись с Лишей наедине.

Она считалась самой могущественной женщиной в Энджирсе, однако на деле склонялась перед Лишей почти так же, как перед Арейн.

Лиша достала меченый стеклянный флакон:

– Возможно, я нашла средство, но мне нужно, чтобы вы потихоньку кое-чем меня снабдили.

Рожер сидел в своей келье за столом, который приставил к окну, чтобы обозревать город по ходу исполнения скорбной скрипичной партии.

Он прикидывал, слышно ли его внизу. Надеялся, что да, ибо что такое жонглер без публики? Если уж он ее не видит, то пусть хоть она узнает о его муках.

При свете луны других дел и не было. Рачители не дали ему лампы, а меченая маска, позволявшая видеть в темноте, осталась в его покоях, которые сейчас, несомненно, мерила шагами Аманвах.

Да и свечку не попросишь. У кого? Посетители к нему больше не захаживали, являлся лишь безымянный служка, который подсовывал подносы под дверь и забирал их пустыми. Еда была простой, но достаточно сытной.

Окно же – маленьким: можно просунуть голову, но следом пролезет только плечо. Впрочем, это не имело значения. Даже если бы он протиснулся сквозь крошечное отверстие, внизу ждала пустота. Четыре башни взирали на город с трехсотфутовой высоты.

Но это все же лучше, чем пялиться на стены кельи, да и вид открывался поистине захватывающий – весь Энджирс простирался перед ним как на ладони. Рожер смотрел на световые вспышки, с которыми от меточной сети отбрасывало воздушных демонов, и играл для Аманвах.

Достигала мелодия слуха энджирсцев или нет, но он знал, что Аманвах слушала. Он вкладывал в музыку свою тоску по ней, свою скорбь и страх за Сиквах. Любовь и гордость. Надежду и страсть. Все это он нашептывал и в хора, но слова его подводили.

Музыка – никогда.

– Муж мой.

Смычок соскользнул со струн. Рожер притих, озираясь и гадая, не почудилось ли ему. Может быть, Аманвах не только слушала, но и нашла способ общаться через подбородник?

– Ау, – осторожно шепнул он.

Но тут в подоконник вцепилась рука, и Рожер, с криком отшатнувшись, перекувырнулся через стол. Дыхание пресеклось от удара о пол, но годы тренировок сказались, и он, едва упав, перекатился и уселся на корточки в нескольких шагах от окна.

Сквозь маленькое отверстие на него смотрела Сиквах. На ней были черный платок и белое покрывало, но глаза выдавали ее безошибочно.

– Не тревожься, муж мой. Это всего лишь я.