В Цветнике меня учили правильно обращаться с самыми важными господами – так неужели я не справлюсь с этими неотесанными бродягами?
Если так, вся наша учеба – сплошной обман.
Развернуться, работая всем телом. Особенно бедрами, бедра – важнее всего в таком моменте, конечно, если они привлекательные. У меня именно такие, значит, грех не использовать. И, выдерживая ритм, сделать три шага по направлению к ближайшему, самому лакомому противнику. Он, как прочие, глаз с меня не сводит, выражение лица такое, что приличными словами передать не получится, – если бы от мужских взглядов можно было забеременеть, я бы родила тройню.
Он даже на стуле перестал раскачиваться, полностью увлекся моим примитивным представлением, разрушающим в его сознании все функции, кроме одной – отвечающей за размножение вида.
Тупое животное, грязное и омерзительное. Примерно такие мысли роились в моей голове, пока я, изображая намек на потерянную улыбку, переполненную благодарностью и смутно обещающую что-то вполне определенное и крайне заманчивое, медленно поднимала кружку.
Мой первый дар совершенно бесполезный. Что такого в том, что ты можешь немножко подогреть воду?
Но недавно я открыла в нем кое-что новенькое – он теперь нагревает ее не так уж немножко.
И делает это очень быстро.
Мгновенно.
Тяжелее всего не расчет движений и взглядов, при должной тренировке это проходит почти на автоматизме. Самое трудное – при этом продолжать мысленно командовать своей маленькой армией.
– Кира, ты меня слышишь?
– Слышу, – испуганно ответил голос в моей голове.
– Я начинаю. Передай это Ханне и Тине. Тине первой. И скажи Бритни, чтобы прямо сейчас усилила все ощущения рейдера на стуле. Как можно сильнее усилила, пусть всю свою силу на это сольет.
Ну да, Ханна и так поймет, что и когда ей делать, – в фиалке я почти не сомневаюсь. А с Бритни перспективная идея, хотя не факт, что сработает.
Первый глоток. Слабенький, пить я вообще не хочу, пусть губы и ссохлись, но жажда тут ни при чем – это все страх.
Тина не придумала ничего лучше, чем начать биться головой об стену, крича при этом неестественным голосом:
– Я так не могу! Не могу! Я больше не могу здесь сидеть!
Блин, а я-то надеялась, она придумает что-нибудь поумнее. Как же бездарно…
Одноухий отвернулся от меня, взгляд его стал колючим и недоверчивым. Вытащив из кобуры пистолет, он направился в сторону Тины, на ходу проговорив:
– Связать их надо. Руки наглухо, а ноги стреножить, тогда кобылки не разбегутся. Мутные они какие-то, непонятно, откуда вообще взялись.