– Эдвард, ты не Респир! – попытался облагоразумить его Райсор, – нельзя нарушать законы Рейнсвальда лишь потому, что тебе этого хочется! Столько лет наши предки придерживались их, и посмотри, что они создали! Одну из величайших цивилизаций в секторе! Мир Цитадели, на который равняются все остальные. Эти законы ведь писались не так просто, в конце концов! – он смотрел на Эдварда так, будто видел его в первый раз, не понимая, как за такое короткое время его друг мог так сильно измениться, хотя понимал, с чем это было связано. Столь сильное потрясение не могло пройти бесследно, но чтобы именно так… Райсор не мог поверить в то, что сейчас слышит.

– И что же наши предки создали? – Эдвард повернулся к нему, – что они создали такого, что нам сейчас не приходится разгребать? Мир, в котором король лишь представитель, а с его смертью феодалы начинают драться друг с другом за его место, чтобы посадить на трон своего собственного претендента лишь ради решения своих сиюминутных проблем? Рейнсвальд был всегда разделен на части, но раньше нас сдерживало хоть что-то, внешние угрозы и сила наших врагов. Последним соперником был Саальт, но от его прежней мощи теперь остались только воспоминания, и феодалам уже ничего не мешает выяснять отношения друг с другом. Гражданская война? Это должно быть нормой, если идти так, как предписывают законы? Смерть тысяч и тысяч людей, разрушения городов и заводов только ради того, чтобы выяснить, у кого же больше прав сесть на еще не остывший королевский трон? Так, что ли?! – он стукнул кулаком по столу с такой силой, что голограммное изображение заморгало, – Райсор, ты первый, кому рассказываю об этих планах, и даже граф Фларский еще не в курсе всех будущих событий. И я не могу позволить хоть кому-то меня остановить. Я должен найти Респира, но не смогу этого сделать, если придется держать оборону Тристана со всех сторон…

– Эдвард, я не говорил, что отказываюсь, – покачал головой герцог Камский, – просто то, что ты предлагаешь… Это же бесчестно и бездушно. Ты же сам говорил, что честь порой единственное, что отделяет нас от животных, то, что должно спасти Рейнсвальд от того, чтобы не деградировать, как многие другие анклавы. И теперь говоришь такие вещи, так что, конечно, я сомневаюсь.

– Я был глуп, – покачал Эдвард головой, – глуп как ребенок, который верит каждому слову и не видит того настоящего мира, что вокруг него. И за это пришлось платить даже не мне, а тем, кого я люблю. Такую вот жестокую цену вынужден заплатить за то, чтобы увидеть, что на самом деле происходит. О нашу честь вытирают ноги лишь для того, чтобы добиться собственных целей. Те же Гористары или граф Фларский… – барон Тристанский оперся на край стола, вырисовывая возможный фронт военных действия, какой развернется, если претенденты все же вступят в открытое противостояние. – Даже король… Любой феодал по данным клятвам должен подчиняться королевскому слову, но он же сказал поступить против всех остальных законов Рейнсвальда. И как я должен был поступить? В любом случае пришлось бы отказаться от тех понятий чести, к каким привык, – он развел руками в разные стороны, – Что же честь вообще значит?!