Миллер колебался. Чувствовалось, что он на грани срыва. И всё же, собравшись с силами, он покачал головой. Я понял, что у меня нет выбора. Опустив голову, я заставил себя вызвать в памяти образ тела Луизы. Распятого на операционном столе под нависшим автохирургом, вспоротого от горла до промежности, с внутренними органами, аккуратно разложенными по тарелочкам наподобие закусок. Я вспомнил девушку с бронзовой кожей в душной камере – себя самого, вновь ощутил цепкую хватку клейкой ленты, которой меня прилепили к грубому деревянному полу, пронзительный агонизирующий шум, стучащий в висках. Двое мужчин измывались над моей плотью и упивались моими криками, словно тончайшими духами.

– Миллер… – Я обнаружил, что у меня пересохло в горле. Пришлось откашляться и начать заново. – Миллер, хочешь я расскажу тебе о Шарии?

Миллер промолчал. Он начал выполнять какое-то размеренное дыхательное упражнение, пытаясь подготовить себя к грядущим неприятностям. Это не надзиратель Салливан, который после пары тычков в грязной забегаловке собирался вывалить всё, что знал. Миллер был крепким, наверняка прошёл определённую подготовку. Нельзя быть директором такого заведения, как клиника «Вей», и не испытать на себе кое-что из имеющегося оборудования.

– Я был на Шарии, Миллер. Зимой 217 года, в Зихикке. Это было сто двадцать лет назад. Вероятно, тебя тогда ещё на свете не было, но, полагаю, ты читал о том, что случилось. В учебниках истории. После бомбардировок нас высадили, чтобы обеспечить конституционный порядок. – По мере того как я говорил, сухость в горле исчезала. Я махнул сигаретой. – Этим эвфемизмом Протекторат прикрывал подавление малейшего сопротивления и насаждение марионеточного правительства. Естественно, приходилось проводить допросы, а всяких мудрёных программ у нас не было. Так что приходилось проявлять изобретательность.

Загасив сигарету о стол, я встал.

– Я хочу тебя кое с кем познакомить, – сказал я, глядя за спину Миллера. Тот, обернувшись, проследил за моим взглядом и застыл. В тени ближайшей колонны сгущалась, материализуясь, высокая фигура в синем хирургическом халате. У нас на глазах она стала достаточно отчётливой, чтобы её узнать, но Миллер догадался обо всем, как только разглядел цвет одежды. Резко обернувшись, он раскрыл было рот, собираясь что-то сказать. В этот миг его взгляд упал на что-то у меня за спиной, и он побледнел. Я тоже развернулся и увидел другие возникающие прямо из воздуха фигуры. Все одинаково высокорослые и смуглые, все в синих хирургических халатах. Снова посмотрев на Миллера, я понял, что он сломался.