По лицу Вардани промелькнула тень несогласия, но археолог слишком устала, чтобы возражать. Она снова выключила двигатели гравитатора – машина разочарованно взвыла – и отвернулась. До меня долетели обрывки ее бормотания, такие же еле различимые, как запах вишни и горчицы, тянущийся сверху. Она направилась прямиком к выходу. Цзян, стоявший у нее на пути, после секундного колебания уступил дорогу.

Я вздохнул.

– Ловко сработано, Хэнд. Она для нас самое близкое подобие гида-аборигена по этому… – я обвел рукой окружающее пространство, – …месту, а ты ее бесишь. Ты такому научился, пока готовил свою докторскую по инвестициям в условиях военного конфликта? Действовать на нервы эксперту при каждой удобной возможности?

– Нет, – сказал он ровным голосом. – Но я научился не терять времени.

– Ну ясно, – я последовал за Таней и нагнал ее в самом начале выходящего из зала коридора. – Эй, погоди. Вардани. Вардани, остынь, а. Ну засранец он, чего тут поделаешь?

– Торгаш сраный.

– Ну да. Это тоже. Но он причина, по которой мы вообще здесь находимся. Не стоит недооценивать энергию меркантильности.

– Это ты мне философию экономики собрался втирать?

– Я… – я остановился. – Послушай.

– Нет, с меня хватит этого…

– Нет, послушай, – я поднял руку и указал вперед. – Там. Слышишь?

– Ничего я не… – она не договорила, звук долетел и до ее ушей.

К тому моменту нейрохимия «Клина Карреры» усилила его, не оставив места для сомнений.

Откуда-то издалека доносилось пение.

* * *

Пройдя еще два зала, мы обнаружили их. Целый бонсай-лес поющих ветвей, покрывавший пол и низ стены коридора в месте, где он соединялся с большим пузырем. Ветви, похоже, проросли сквозь перекрытия в месте стыка, хотя никаких разломов или трещин я не заметил. Создавалось впечатление, что материал корпуса сомкнулся вокруг них, как рубец. Ближайшая машина держалась поодаль, соблюдая почтительную десятиметровую дистанцию.

Звук, который издавали поющие ветви, напоминал пение скрипки, но только смычок скользил по струнам jxtym медленно, и уловить мотив мне так и не удалось. Звук едва превышал порог слышимости, но каждый раз, когда он становился громче, я чувствовал, как у меня начинает сосать под ложечкой.