С собаками у меня особые отношения — я их недолюбливаю, они меня тоже. То облает какая-нибудь шавка, а то и в штаны вцепится. Пережил я как-то и нападение какой-то особи покрупнее, типа ротвейлера (после чего я их именовал не иначе как вротвейлер), жирная и некрасивая хозяйка, пыхтя и тщетно пытаясь восстановить дыхание после двадцатиметровой пробежки за своим чадом, сипела — «он просто играет!» и «Сильвестр, фу!» (вот сука! Кобеля человеческим именем назвала!). А я смотрел в добрые собачьи глаза и понимал, что сейчас последует молниеносный рывок, и немалого размера зубищи переместятся с выделанной кожи куртки прямо на скрытую под ней плоть. Мою. Так и вышло, с моим-то везением. Между прочим, я тогда так ничего и не отсудил ни за куртку, ни за нападение.

Поэтому сейчас тело моё решило не дожидаться новых повреждений и, пока часть сознания пугалась, другая дала команду схватить стоящую у входа в подвал ржавую трубу и сделать шаг в сторону. Тёмный, я бы сказал ТЁМНЫЙ, силуэт пролетел мимо, мне даже показалось, что пахнуло чем-то вроде тлена, псина взвизгнула, ударившись о стенку, и тут-то я и выплеснул весь свой страх, а, заодно, и раздражение, вложив его в сильнейший удар, пришедшийся прямо по хребтине мерзкого существа. Удар вышел знатный, аж руки отсушило, псина заверещала, совсем не так, как визжат собаки, и забилась тёмным клубком у меня под ногами. Я, скорее от злости, чем от испуга, нанёс ещё несколько ударов, лишь бы прекратить этот визг. Что-то явственно хрустнуло под железякой, хорошо так, мерзко, меня даже замутило. Но визг оборвался, словно звук выключили.

— Эх, йопт! — сказал кто-то, и я даже знал кто.

И понял, что сейчас мужчины спросят с меня, за что я их собачку извёл. Медленно повернул голову, ожидая, что подсознание выдаст на сей раз, и оно не подкачало. Вместо возмущения и даже оскорблений мужчина сказал:

— Пригнись, братух, — и навёл на меня автомат.

Инстинкты, приобретённые отнюдь не во сне, сработали безотказно, и я рыбкой нырнул на ступени, выпустив из рук трубу. Нос замер в миллиметре от грязного и истёртого бетона, а над головой загрохотала очередь. Вслед за ней раздался уже знакомый визг, бивший сейчас, почему-то, особенно сильно по барабанным перепонкам. Автомат продолжал стрекотать, причём мужик умело отсекал короткие очереди. Визг оборвался так же внезапно, как и у предыдущей твари, но я не спешил вставать, ожидая команды. И она не заставила себя ждать:

— Живой, братух? — спросил мужик голосом того самого Митяя.

— Живой! — ответил я.