Светлый фон

— Кажется, у меня есть последнее желание, — Лисандра вздохнула и вполне дружелюбно посмотрела на Нокса: — Передайте Мардж, что у нее максимум восемь лет. Пусть постарается, пусть из своей синюшной кожи вылезет, но успеет.

— Кошка все-таки приходила?

Лэн, не желая вдаваться в подробности, кивнула. Нокс тоже не стал спрашивать: проще потом купить информацию непосредственно у Жамель, она на редкость сговорчивая дама.

— Хорошо, — он вызвал андроидов, чтобы те увели Лэн в ее камеру, — я передам.

Срез памяти: Империя (Прежняя), Самухи, 42 гаелу 7131 года Эпохи Дерева

Срез памяти: Империя (Прежняя), Самухи, 42 гаелу 7131 года Эпохи Дерева

Джастин Милимо задыхался. В глазах потемнело, сил выползти хотя бы из зоны поражение не оставалось, а Нил Фари подходил все ближе и ближе. Все атаки Милимо пришлись на чужую броню, так что Фари даже не задело, а потом тот начал душить соперников. Милимо и не догадывался о такой способности, но отказался бы прилететь сюда, знай все заранее? Нет, и Нила нужно было остановить. Только как?

«Ты знаешь, — усмехнулся темный силуэт с границы сознания, расправляя грозовые крылья. — Почему ты так упорно не хочешь воспользоваться моей силой? У него в мозгах чип — дотянись до него и дело сделано».

Милимо мотнул головой, отгоняя наваждение, но призрак Громовой Птицы не перестал от этого маячить перед глазами. «Ты задумывался вообще, почему меня считали самым сильным из Создателей? Нет? Воздух, гравитация, звук — все они ничто передо мной. Я — скорость. Я — огонь. Я — суть вещей. Тебе не нужно дышать: останови сердце, ударь его чип, запусти сердце. Что может быть проще?»

Умереть. Умереть и погрузиться в течение круга, смыть с себя память, боль, крылья, и в следующей жизни ничего не помнить хотя бы ребенком. Но, к несчастью, Громовая Птица прав. Фари надо остановить ради него самого. Милимо разжал пальцы, царапающие горло, и потянулся к пульсирующему в висках пламени. Он сгорит. Сейчас он сгорит к хвостатым кометам!

Мир взорвался. Грань, отделяющая живых от мертвых, рухнула, и Джастин увидел Дару Гаэту с сжимающейся в жесте прощания вывернутой рукой. Рядом парила Марла Азена — воздушный клинок разорвал ее пополам, но она все равно улыбалась. Карим Манки отдавал честь в последний раз, вот только по груди ударялась культя, а вместо глаз было кровавое месиво. И их было еще много: ангелы, их семьи, обычные люди. Последним шел сам Фари. Золотые кудри, отросшие за время пребывания на Самухи, наконец-то, закрывали его безумные янтарные глаза, но Милимо знал, что Ангел Решимости смотрит прямо на него. Он почти успел отвернуться, не в силах вынести этого взгляда, когда заметил, что губы Фари шепчут: «Дыши».