Первая эскадра нашей оперативной группы уже сосредоточилась у Сталимура, по другую сторону Спирали. Туда же, сейчас, прибывали последние корабли второй эскадры — от Дереллиума и Панны. Третья эскадра, которая «просачивалась» через Спираль Индрексу от Аргаи, полностью достигла Каона — гнать ее к Сталимуру казалось не практичным: от Каона, через туманности Спирали, к Клариву шел вполне себе нормальный гиперлейн. Итак, опаздывали, пока, только мы хотя, как подсказывала мне Сила, отставание от графика не стало еще критическим. Наши корабли-разведчики наличия новых вражеских ударных группировок пока что нигде не зафиксировали. Правда, это было слабым утешением: что-что, а маскироваться и прятаться респы научились поистине виртуозно! — Хуже всего, в составе этих самых гипотетических групп могли находиться опытные джедаи. Конечно, я уверен — мы все равно будем сильнее. — И победа тоже будет наша! Но. Сила силой, а потерять эффект неожиданности, при встрече с врагом, было бы неприятно: меньше потерь у врага, и больше потерь у нас — не самый желанный результат операции.

Я как раз находился на мостике «Черного Скимитара». — Две вещи произошли практически одновременно: мы прорвались, наконец, через Спираль Индрексу, и очутились на прямой дороге к Сталимуру — к остальным кораблям оперативной группы. — И укол ледяной иглы Силы, куда-то в сердце, принес весть о гибели моего отца.

«Мы в ответе за тех, кого приручили» — не помню, кто сказал, но к любым форсъюзерам это относится самым серьезным образом: те связи, которыми нас соединяет с близкими людьми Сила, со временем становятся чувствительны так же, как самые тонкие струны наших душ. Связи возникают, крепнут — или ослабевают, видоизменяются, трансформируются — и рвутся, когда близкий человек навсегда нас покидает. Чем крепче связь, тем сильнее боль от разрыва. Эти связи наша слабость: враг может воздействовать на нас через них. — И, они же, наша сила — благодаря таким связям мы более устойчивы к воздействию давления внешних обстоятельств. Диалектика, блин! Часто такого рода связи возникают вроде бы как сами по себе: живешь рядом с человеком, и, кажется, не испытываешь к нему какого то особого отношения — и вдруг, когда он исчезает из твоей жизни, до тебя доходит, как тебе будет плохо без него жить.

Гарольд Тион никогда не пытался лезть в мою жизнь: поучать, пытаться навязать свое мнение или что-то в этом роде — пользуясь привилегиями возраста и возникших родственных отношений. Он просто был рядом. В чем-то помогал, какие-то наши общие, совместные дела брал на себя. Мне кажется, что Гарольд сознательно «отгораживался», пытаясь держать дистанцию — помня о том, что я форсъюзер, опасался показаться излишне навязчивым. Лишь пару раз, когда мы были у него с Гарольдом Младшим, я чувствовал что-то такое — нет, не тоска или застарелая боль — скорее, надежда и вера. Впрочем, как и я сам, Гарольд Тион был человеком скрытным, предпочитающим держать свои эмоции в глубине своего сердца — не выставляя их напоказ, и уж, тем более, не демонстрируя их окружающим сознательно. Но, рядом с ним я всегда чувствовал себя увереннее: осознание того, что твоя спина прикрыта товарищем, то восхитительное ощущение «чувства локтя»…