— И-и-и, точно совесть потеряли! — заголосила мордастая баба. — Упекли, кормильца и пришли поиздеваться, над нами, грешными! Глазёнки б вам выцарапать, волосы выдрать.

— Шли бы вы, со двора, — с угрозой говорит жилистый, чернобородый мужик.

Я взираю на эту разношёрстную публику и, чем-то её жаль. Не сомневаюсь, для них, Эдуард Борисович, был хорошим хозяином, благородным отцом своего многочисленного семейства. Ну, а мы то, тут, причём? Корчу недоуменную рожу, чешу в удивлении голову: — Так, мы, по приглашению, лично Борис Эдуардович нас пригласил. Он так сказал, как будете свободными, милости прошу в гости… вот, мы и здесь. Стол бы лучше накрыли, не дело не исполнять волю вашего хорошего, бывшего хозяина.

— Пригласил?! — всплескивает руками пухлая, кровь с молоком, девица.

— Не может быть? — ахнул чернобородый.

— Какой порядочный, высокого нрава человек! — мордастая баба в страданиях закатывает глаза.

— Кто сейчас за хозяина? — строго спрашиваю я.

Чернобородый горестно высмаркивается, смущённо прикрывает глаза, но в них я улавливаю промелькнувшее торжество. Никак, мужик, благодарен нам, за свершившийся факт!

— Мне, пришлось, занять его место, — ещё чуть-чуть и он разрыдается. Вот, лицемер!

— Так, командуй!

— Ну, как бы это сказать… в дом что ли, проходите, гости дорогие. Если, на то воля уважаемого Бориса Эдуардовича… никак нельзя идти супротив неё!

— Именно так, — хвалю его.

Светочке и Игорю дают по леденцу на палочке, волчонку наливают молоко, мы степенно идём к крыльцу. Заходим в дом, пахнет сушёными травами, свежевыструганной доской, плавают ароматы настоящего украинского борща, а запах котлет — возвышает душу, глотаю слюнки, давненько ни ели такой еды.

В предбаннике складываем оружие. С кувшина поливают на руки, умываемся, степенно входим в большой зал. По центру стоит здоровенный стол, изготовленный из толстых дубовых досок, застелен цветастой скатертью. Молодухи поспешно заполняют его разнообразной всячиной. О, в центр стола кладут поднос, доверху наполненный, покрытым коричневатой корочкой, воздушным хлебом! А на подносах благоухают всевозможные колбасы, окорока, белеет пласт наперчённого сала, кучками лежит чеснок, зелёный лук, сметана, творог, головка сыра, естественно, борщ и котлеты по-киевски, а так же, квас, морс, соки из свежих яблок, вино, самогон, в запотевшем сосуде. Хорошо жил, Борис Эдуардович! Сам виноват, злость и вседозволенность сгубила.

Садимся за стол. По началу, на нас многие бросают неприязненные взгляды, затем, после рюмки, другой, полезли к нам обниматься. Изъявляют нам высокое почтение, восторгаются храбростью и т. д. и т. п. Мордастая баба, под конец застолья, разрыдалась, обозвала нас сынками, слюняво чмокает в щёки — впрочем, самая обычная попойка, но мы не пьём вино, я запретил этот грех в своём городе. Далее пригласили балалайщиков, те как взъярили, дом с фундамента едва не слетел — всё же, какие радушные люди!