Копалось крайне тяжело. Я уже проклял свой порыв, остановился, вздохнул чистого воздуха и продолжил отвоевывать землю у болота.

Весенняя ночь обдала холодом, но пот катился ручейками по спине. Урка еще много чего рассказывал, как мы притопали сюда, как произошла стычка с Борзым, как я дрался с его ребятами. С каждой могилой, он становился все более словоохотлив, улыбка стала нервной.

Я отдыхал, присаживаясь подле Крыса, мечтая о воде. Простой, из-под крана, с резким запахом хлорки. Луна пробилась сквозь тучи и с грустью смотрела на нас. Я же, отдохнув, снова брался за поломанный черенок лопаты.

– Ты, это… Кузьма, – назвал меня по имени Чес, – не торопись третью копать. Вдруг нет смысла.

– Есть, – ответил я спокойно, – здравый смысл есть.

– Чё, вариант оставить меня под Всплеск – не вариант? Или как дружка своего, так можно, а меня сразу в расход? – окрысился урка.

Я промолчал, третья могилка давалась очень тяжело и даже не от усталости. Просто она копалась еще живому человеку. За меня ответил Трофимыч.

– Знаешь, ты тогда правду в схроне сказал. Не правильно человека оставлять под природной бурей, которая выжигает мозги. Я ошибся, наказывать нужно сразу.

– Так отпустите. Страшно, что пальну в спину? Так я так пойду, в берцах и трусах, – предложил Чес.

Я остановился, перевел дыхание.

– Ты нас за таких же уродов держишь, как «фризовцев»? Нет, понимаю, их логика для тебя родная. Но не для нас, – произнес я. Постарался, чтобы голос не дрожал.

Чес сплюнул на землю и начал материться. Закончили мы одновременно, я копать, а он ругаться. Я вытер грязные ладони о штаны. От мата урки вынырнул из глубокого сна Крыса и испуганно озирался по сторонам, пытаясь понять, что происходит.

Чес похрустел шеей:

– Слышь, на фига ты напрягался?

Я чувствовал пустоту внутри. Обычно мысли роем кружат в башке, спорят, выкрикивают новые идеи. Теперь же, пустота. Словно туман проник в мою голову и ничего в ней не осталось. Мой мозг хладнокровно высчитывал, заслуживает ли смерти урка или явка с повинной его спасет?

Чес продолжил:

– Только силы потерял. Хоронить дома надо, а тут надо на пределе спасать задницу.

Я промолчал. Поднял нож Унылого, оттер от грязи. Он как знал, что придется напиться крови. Радовался этому, игриво сверкал в отблесках костра.

Трофимыч по-стариковски покряхтел:

– Могу и я, если рука дрожит. Однако, он свою часть уговора выполнил…