Второй выстрел, и слепой пес с развороченной грудиной упал, задрыгал лапами в воздухе. Перелом ружья. Новые патроны. Я стрелял точно и четко. В упор. С каждым выстрелом, за себя, за Трофимыча, за трясущегося от страха Антона.

Еще двое, вместо теплого куска мяса, нашли смерть. Последний, то ли самый опытный, то ли доходяга, начал поскуливать. Он двигался к нам, не желая того, стараясь уйти в сторону.

Прозвучала автоматная очередь. Хлесткая, родимая. Собака забилась в агонии.

Я оглянулся, не веря своему счастью. На холме стоял чернявый прапор, Баранов и еще несколько бойцов. В полной амуниции, с автоматами.

Знакомый чернявый прапорщик посмотрел на Крыса и тут же толкнул Баранова:

– Чё? Проспорил, дурья башка? Меньше трех дней Новиков пробудет в Зоне, меньше трех… Берите их и бегом марш прятаться от Всплеска на блокпост!

Я вытер уголки рта.

– Ну что, дезертиры, с возвращением в часть, – произнес он с усмешкой.

Над моей головой клокотало Небо, довольное устроенным представлением от Кузьмы Новикова.

9

9

С лязгом открылась дверь в карцер. Я бросил под матрас веревку, которую крутил в руках. Хорошая, белого цвета и, главное, крепкая. Осторожно заглянул Баранов, не кидаюсь ли я на него с кулаками? Нет, сижу спокойно. Он недовольно поставил автомат на предохранитель.

– Встать, – приказал он вальяжно.

Я посмотрел ему в глаза. Порвать его, что ли, пополам? Баранов дернулся, как от удара током, сделал шаг назад. Открыл рот, но не издал ни звука. Я покрутил шеей, захрустели позвонки.

– Я встану – ты ляжешь, – ответил я ему.

Тот промолчал, пропуская солдатика с подносом. Тоненький, нескладный, наверняка из моего призыва, тот сосредоточенно смотрел на тарелку с жидким борщом и рисовой кашей, гордо именуемой пловом.

– Быстрей, – сказал ему Баранов.

Солдатик поставил поднос и, суетливо шурша берцами, метнулся из карцера.

Неужели и я такой перепуганный бродил по части? Я цыкнул, привлекая внимание Баранова, и сказал:

– Свободен.